История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Армия Гогенлоэ бежала частично вправо к Соммерде, частично влево к Эрфурту, за Веймар. Та половина королевской армии, что покинула поле сражения первой, шла в Эрфурт, унося с собой смертельно раненых герцога Брауншвейгского, Мёллендорфа и Шметтау. Остальная часть королевской армии двигалась к Соммерде, не потому что таков был приказ, а потому, что Соммерда и Эрфурт находились в тылах той местности, где произошли сражения. Никто не отдавал приказов с тех пор, как паника завладела всеми умами. Король, в окружении кавалерии также двигался к Соммерде. Князь Гогенлоэ, начав отступление с 12–15 тысячами всадников, не имел при себе и двухсот, когда на утро 15-го прибыл в Тенштедт. Он спрашивал известий о короле, который спрашивал известий о нем. Ни один командующий не знал, где находятся остальные.

В ту ужасную ночь победители страдали не менее побежденных. Они спали на земле, мучаясь холодом и голодом. Многие из них, раненые более или менее серьезно, лежали вперемешку с раненными неприятелями, ибо даже наилучшим образом организованные полевые госпитали не могли быстро подобрать двенадцать – пятнадцать тысяч раненых. Наполеон, как по доброте, так и по расчету, в течение многих часов лично присматривал за их сбором, а затем вернулся в Йену, где его ждало известие о второй победе, еще более славной, чем та, что была одержана у него на глазах. Поначалу он отказался верить всему, что ему сообщили, потому что в письме Бернадотта, пытавшегося ложью извинить свое непростительное поведение, говорилось, что Даву имел дело не более чем с девятью – десятью тысячами человек. Когда от Даву прибыл капитан Тробриан с донесением, что пришлось иметь дело с 70 тысячами человек, Наполеон не мог поверить ему и отвечал: «У вашего маршала двоится в глазах?» Однако узнав все подробности, он почувствовал самую горячую радость и осыпал доблестный третий корпус похвалами, а вскоре и наградами. Наполеон был возмущен Бернадоттом, но не удивлен. В первую минуту он хотел строго наказать его и думал даже разобрать его дело в военном совете. Однако вскоре гнев перешел в простое недовольство, которое он, впрочем, совершенно не позаботился скрыть. Бернадотт отделался письмами Бертье и самого Наполеона, которые сделали бы его глубоко несчастным, если бы у него было сердце гражданина и солдата.

Наутро Дюрок был отправлен в Наумбург. Он вез Даву письмо Наполеона и разительные свидетельства его удовлетворения для всего армейского корпуса. «Ваши солдаты и вы, – говорилось в нем, – приобрели вечное право на мое уважение и мою признательность». Дюрок посетил госпитали, навестил раненых, передал им обещание блестящих наград и щедро одарил деньгами всех, кто в них нуждался. Письмо Наполеона зачитывали раненым, и эти несчастные, крича «Да здравствует Император!», выражали желание вернуться к жизни, чтобы вновь посвятить ее ему.

Со следующего дня, с 15 октября, Наполеон постарался воспользоваться победой с такой энергией, с какой не сравнился бы ни один полководец древности и современности. Прежде всего он предписал Даву, Ланну и Ожеро, чьи корпуса более всего пострадали 14 октября, отдохнуть два-три дня в Наумбурге, Йене и Веймаре. Но Бернадотт, чьи солдаты не сделали ни одного выстрела, Сульт и Ней, чьи войска были заняты лишь частично, Мюрат, чьей кавалерии досталась лишь усталость, были выдвинуты вперед, чтобы донимать прусскую армию и собирать ее осколки. Мюрат, ночевавший в Веймаре, получил 15-го утром приказ мчаться со своими драгунами в Эрфурт, а Ней – без промедления следовать за ним. Сульту было приказано двигаться следом за неприятельской армией и преследовать ее до гор Гарца, где она, видимо, искала прибежища. Бернадотту было предписано в тот же день направиться на Эльбу. Заметим, что Наполеон, стараясь сосредоточить войска накануне сражения, на следующий день после разгрома неприятеля, напротив, разводил корпуса как обширную сеть, дабы захватить всех беглецов, искусно изменяя военные принципы в зависимости от обстоятельств.