Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I полностью

Если бы эти силы ускользнули от французов и добрались до Штеттина, они могли бы после реорганизации и соединения с контингентом Восточной Пруссии сформировать за Одером порядочную армию и оказать помощь русским. Князь Гогенлоэ сохранил по крайней мере 25 тысяч человек. Корпус Нацмера, с остатками войск Блюхера, насчитывал примерно 9–10 тысяч. Войска герцога Веймарского доходили до 13–14 тысяч. Следовательно, в целом они составляли силу приблизительно в 50 тысяч человек, которая, в соединении с двумя десятками тысяч, находящимися в восточной Пруссии, могла представлять уже 70 тысяч человек, а в сочетании с русскими играть важную роль. Оставались 22 тысячи защитников Магдебурга. Саксонцы, торопясь воспользоваться великодушием Наполеона, вернулись восвояси.

Итак, 22 октября князь начал движение: корпус на фланге направлялся на Плауэн, пехота – на Гентин, кавалерия – на Йерихов. Двигались медленно из-за песков, изнуренности людей и лошадей и непривычки к тяготам похода. Войска могли делать не более семи-восьми лье в день, в то время как французская пехота, при необходимости, могла пройти и пятнадцать. Более того, в корпусах была утрачена всякая дисциплина. Несчастье, ожесточив души, снизило уважение к начальству. Особенно сильна была сумятица в кавалерии, она не подчинялась никаким приказам. Князь Гогенлоэ был вынужден остановить армию и обратиться к ней с суровой речью, чтобы вернуть солдат к чувству долга. Ему пришлось даже расстрелять одного всадника, ранившего офицера. Впрочем, следует признать, что таково обычное следствие великих невзгод, а порой и великих успехов, ибо победа, как и поражение, несет свой беспорядок. Французы, жадные до добычи, носились, как и пруссаки, во всех направлениях, не слушая приказов начальников, а маршал Ней писал Наполеону, что если тот не разрешит ему несколько наказаний, жизнь офицеров будет поставлена под угрозу.

Двадцать четвертого числа кавалерия прибыла в Кириц, пехота в Нейштадт, корпус Шиммельпфеннига в Фербеллин. Дойдя до этого пункта, князь Гогенлоэ должен был подумать о дальнейшем движении. С каждым шагом дезорганизация армии нарастала. Полковник генерального штаба Массенбах считал, что войскам нужно предоставить день отдыха и реорганизовать их, чтобы быть в состоянии дать бой при случайной встрече с французами. Князь Гогенлоэ резонно отвечал, что одного, двух и даже трех дней будет недостаточно для реорганизации армии, но зато они дадут французам время отрезать ее от Штеттина и Одера. Как обычно, приняли промежуточное решение: назначили место встречи у города Гранзе, где решили провести общий смотр и обратиться с речью к войскам, воззвав к их чувству долга. Встреча в Гранзе была назначена на 26-е.

Но французы были уже уведомлены, кавалерия Мюрата мчалась к Фербеллину и Цеденику. Ланн, вступив 25 октября в Шпандау, вечером 26-го двинулся на подкрепление Мюрату. Сульт следовал за герцогом Веймарским, а Ней осадил Магдебург. Наконец, Бернадотт двигался между Сультом и Ланном. Таким образом, помимо кавалерии Мюрата, но без кирасиров, оставшихся в Берлине, пруссаков преследовали три корпуса французской армии. Двадцать шестого октября пехота Гогенлоэ была в Гранзе, на назначенном месте встречи. Выстроившись вокруг своего генерала, она слушала его увещания, загораясь надеждой прибыть скоро в Штеттин и отдохнуть за Одером. Но в эти самые минуты драгуны Мюрата настигли в Цеденике корпус Шиммельпфеннига, оттеснили его кавалерию, убили 300 всадников, захватили 700–800 и рассеяли по лесам его пехоту.

Это известие, принесенное в Гранзе крестьянами и беглецами, вынудило князя Гогенлоэ тотчас сняться с места и отклониться влево к Фюрстенбергу, вместо того чтобы идти в Штеттин напрямую через Темплин. Так он надеялся соединиться с кавалерией и одновременно удалиться от французов. Но в то время как он осуществлял этот обходной маневр, Мюрат направлялся кратчайшей дорогой на Темплин, а Ланн, не останавливаясь ни днем ни ночью, держался в виду эскадронов Мюрата.

Вечером князь Гогенлоэ заночевал в Фюрстенберге, и там же провела ночь его пехота, в то время как Ланн использовал ту же ночь на марш. Французы и пруссаки продолжали восходить к северу, двигаясь в нескольких лье друг от друга, разделенные только занавесом лесов и озерами. Им осталось пройти семь миль (двенадцать лье) до Пренцлова. На рассвете 28-го пруссаки подошли к Пренцлову, но заметили справа всадников, ускоряющих шаг. Туман не позволял различить цвета их мундиров. Были то французы или пруссаки?

Наконец подошли вплотную к Пренцлову. Вступили в предместье длиной в четверть лье. Половина прусской армии уже вошла в него, когда вдруг раздался крик «К оружию!» Французские драгуны, появившись в ту минуту, когда часть прусской колонны вошла в город, атаковали ее хвост и оттеснили в Пренцлов. Они атаковали ее во всех направлениях, затем устремились на городские улицы. Драгуны Притвица, теснимые французскими драгунами, смяли свою пехоту. Произошла ужасающая сумятица, шум и опасность которой усиливались страхом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное