Читаем История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I полностью

Но не в сельской местности, а в городах с их скученностью с наибольшей силой проявляется патриотический дух народов. В Познани настроения поляков выражались живее, чем где-либо еще. Этот город, в котором проживали обыкновенно около пятнадцати тысяч жителей, вскоре пополнился вдвое за счет сбежавшихся навстречу освободителям жителей соседних провинций. Три дивизии корпуса Даву вступили в Познань 9, 10 и 11 ноября. Их принимали с таким воодушевлением, что и сам строгий маршал растрогался и поддался мысли о восстановлении Польши, мысли довольно популярной во французской армии, но совсем не популярной среди ее вождей. Он написал Наполеону несколько писем, носивших весьма яркий отпечаток бурливших вокруг него чувств.

Даву сказал полякам, что Наполеону нужно огромное усилие с их стороны, чтобы одержать крупные победы, без которых он не сможет заставить Европу принять восстановление Польши, и чтобы внушить ему уверенность в долговременности дела, за которое он берется, дела весьма трудного, поскольку речь идет о восстановлении государства, разрушенного сорок лет назад. Познанские поляки, более воодушевленные, чем даже поляки варшавские, обещали с полным доверием всё, чего от них требовали. Дворяне, священники, народ со всем пылом желали, чтобы их освободили от германского ига, противного их религии и нравам и за такую цену они были готовы на всё. Маршал Даву мог раздать им пока только три тысячи ружей; поляки тотчас распределили их меж собой, прося прислать еще и утверждая, что, сколько бы их ни было, всегда найдутся руки, чтобы их подхватить. Из простого народа сформировали пехотные батальоны, дворяне и их вассалы составили кавалерийские эскадроны. Население всех городов между верховьями Варты и Одера при приближении войск Жерома изгоняло прусских правителей и сохраняло им жизнь лишь потому, что французские войска препятствовали насилию и бесчинствам. От Глогау до Калиша, на всём пути следования Жерома, восстание стало всеобщим.

В Познани установили временную власть, с которой договорились о мерах, необходимых для снабжения французской армии при ее прохождении. Не могло быть и речи об обложении Польши военными контрибуциями. Порешили на том, что страну сочтут свободной от расходов, налагаемых на побежденные страны, при условии, однако, что ее руки присоединятся к рукам французов и она уступит армии часть зерна, которым она столь богата. Новая польская власть договорилась с Даву построить печи, собрать зерно, фураж, скот. Всё было подготовлено для приема основной части французской армии и главным образом ее предводителя, которого ожидали с живейшим любопытством и пламенными надеждами.

Почти в то же время Ожеро двигался по рубежу, отделявшему Познань от Померании, оставив Варту справа и направляясь влево, вдоль Нетце. Он проходил через Ландсберг, Драйзен, Шнайдемюль, через унылый, бедный, малонаселенный край, который почти не подавал признаков жизни. Маршал Ожеро не встретил ничего, что возбудило бы его воображение, испытал большие тяготы на марше и еще б\льшие – с провиантом, поскольку двигался без фургонов, везших хлеб для войск.

Ланн выдвигался через Штеттин, Штаргард, Дойч-Кроне, Шнайдемюль, Накель и Бромберг, обеспечивая с фланга марш корпуса Ожеро, подобно тому, как тот обеспечивал марш корпуса Даву. Он также двигался по рубежу германских и польских земель и проходил через края еще более скудные, еще более унылые. Он видел враждебность германцев, робость поляков и, под властью впечатлений от дикой и пустынной местности и данных разведки, которые собирал о поляках в краю, столь для них неблагоприятном, был склонен считать восстановление Польши предприятием дерзким и даже безумным. Добравшись до Бромберга после этого мучительного марша, он написал Наполеону, что миновал песчаный, бесплодный и безлюдный край, сравнимый лишь с пустыней; что солдаты печальны и болеют лихорадкой из-за влажности почвы и дурной погоды; что поляки не расположены к восстанию и трепещут под игом хозяев; что, желая восстановить их государство, мы только бесполезно прольем кровь Франции ради непрочного и недолговечного дела.


Наполеон, остававшийся в Берлине до последних дней ноября, не удивлялся противоречивым донесениям своих соратников и ждал, когда движение, произведенное присутствием французов, проявится во всех польских провинциях, чтобы составить свое мнение о восстановлении Польши и решить, проходить ли через нее с боем или возводить на ее земле великое политическое здание. Он отправил Мюрата, еще раз напомнив ему условия, которые считал необходимыми для восстановления Польши, и предписания, которым должно было следовать при движении на Варшаву.

К этому времени русские пришли на Вислу и завладели Варшавой. Последний прусский корпус Фридриха-Вильгельма, отданный под командование генерала Лестока, офицера сколь благоразумного, столь и храброго, расположился в Торне, оставив гарнизоны в Грауденце и Данциге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное