История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Как мы сказали, Наполеон искренно мечтал восстановить Польшу. Но, помимо того что нужно было принудить Россию и Пруссию пожертвовать большими территориями, чего можно было добиться лишь в результате сокрушительной победы над ними, требовалось еще забрать у Австрии Галицию. Оставив эту провинцию вне Польши и удовольствовавшись ее восстановлением из двух третей ее прежних земель, можно было возбудить в Венском кабинете прилив недоверия, ненависти и враждебности и привести, быть может, австрийскую армию в тылы французской. Поэтому Наполеон решил взять лишь условные обязательства перед поляками и объявить их независимость, только когда они заслужат ее единодушным порывом, великим рвением помогать ему, энергичной решимостью защищать возвращенное им отечество. К несчастью, высшее польское дворянство чувствовало куда меньше воодушевления, чем народ. Обескураженное несколькими неудавшимися восстаниями, опасавшееся быть покинутым, после того как себя скомпрометирует, дворянство не спешило бросаться в объятия Наполеона и поднимать мятеж, чтобы получить от французов независимое, но лишенное опоры государство в столь опасном окружении Пруссии, Австрии и России. Большинство варшавских дворян сочли бы счастливой переменой судьбы переход в подданство к Александру при условии восстановления как нации, дабы играть при императоре России роль, какую венгры играют при императоре Австрии. По мнению многих из них, весьма подверженных влиянию русских интриг, это было единственно осуществимое восстановление Польши, ибо Россия, говорили они, находится рядом и в состоянии поддержать дело своих рук, в то время как независимость, которую они получат от Франции, будет недолговечной, эфемерной и исчезнет, как только удалится французская армия. Вдобавок часть дворян, с холодностью принимавших освобождение Польши из рук французов, испытывали чувство еще менее возвышенное, а именно зависть к польским генералам, прославившимся во французских армиях и теперь явившимся на родину с репутацией, притязаниями и преувеличенным чувством своих заслуг.

Однако все эти соображения не мешали общей массе дворян чувствовать радость при виде французов; только радость их была сдержанной и побуждала выдвигать условия человеку, которому не позволил бы ставить никаких условий патриотизм. Но простой народ, более единодушный и менее склонный к размышлениям, желал слиться с французами в объятиях и толкал в них всех – буржуазию, дворянство и священников.

Раздираемая столь противоположными чувствами, высшая варшавская знать начала заискивать перед Мюратом и представила ему свои пожелания, но в виде не требований, а как бы советов, с целью, по ее словам, произвести в польском народе всеобщий подъем. Пожелания состояли в том, чтобы Наполеон без промедления провозгласил независимость Польши и не ограничился этим актом, а выбрал короля из собственной семьи и торжественно возвел его на трон Собеских. Получив такую двойную гарантию, поляки, не сомневаясь более в намерениях Наполеона, в его твердой решимости поддержать свое дело, предадутся ему душой и телом. Претендент на корону из императорской семьи был уже определен. Им стал доблестный кавалерийский генерал, словно созданный стать королем нации конников – сам Мюрат, который в глубине сердца действительно пламенно желал короны, и в особенности той, которую ему теперь предлагали, ибо она отвечала его героическим склонностям и вкусу к фривольности и пышности.

Страсть к короне пожирала Мюрата с тех пор, как он женился на сестре Наполеона. При виде свободного трона он не мог более сдерживать своего нетерпения и взялся донести идеи польского дворянства до Наполеона. Мюрат хорошо понимал, как примет Наполеон эти идеи, которые противоречили его политике и имели к тому же вид небескорыстного предложения. Поэтому он поостерегся говорить о том, кого поляки выбрали королем, и удовольствовался изложением их идей в общем виде, сообщив об их желании немедленно провозгласить независимость Польши, подкрепленную возведением на трон французского короля из семьи Бонапарта.