В заключение Наполеон занялся подготовкой вступления Жозефа в Мадрид. Жозеф до сих пор оставался во дворце Пардо, горя нетерпением вернуться в столицу, но не решаясь на это без позволения брата, хотя его и призывало туда уже всё население, видя в его возвращении надежный залог смягчения режима и скорой смены военной власти гражданской. Наполеон говорил, что не намерен навязывать Испании своего брата и испанцы свободны не принять его в качестве короля, но тогда, не имея причин их щадить, он применит к ним военные законы и будет обращаться с Испанией как с завоеванной страной. Движимые этим страхом и свободные от враждебных влияний, возбуждавших их против новой монархии, жители Мадрида присягнули на верность Жозефу в приходах города. Эта формальность, выполненная в декабре, в январе всё еще не доставила им столь желанного, хоть и не любимого, короля. Наконец, Наполеон согласился на вступление Жозефа в столицу Испании, но прежде захотел, чтобы ему доставили в Вальядолид список клятв, принесенных в приходах. Он принял эту депутацию менее сурово, нежели ту, которую Мадрид высылал к своим воротам в декабре, но достаточно ясно объявил ей, что если Жозеф будет вынужден вновь покинуть столицу, последняя подвергнется самому жестокому и ужасному наказанию. В так называемой преданности испанского народа дому Бурбонов Наполеон отчетливо различал демагогические страсти, ибо под видом чистейшего роялизма таилась самая необузданная демагогия. Этот склонный к крайностям народ вновь принялся за убийства, мстя за неудачи испанских армий. Повсюду, где не оказывалось французских войск, честные люди дрожали за свое имущество и собственные жизни. Желая преподать суровый урок убийцам, Наполеон приказал арестовать в Вальядолиде дюжину злодеев, известных своим подстрекательством к массовым убийствам, и казнить их.
«Прежде всего, — писал он брату, — вы должны постараться внушить к себе страх, а уж потом любовь. Меня здесь уже просили помиловать бандитов, которые предавались убийствам и грабежам, но были весьма довольны моим отказом, и с тех пор всё пришло в порядок. Будьте справедливы и сильны, и столь же справедливы, сколь сильны, если хотите править».
Кроме того, Наполеон приказал арестовать в Мадриде сотню убийц, истреблявших французов под тем предлогом, что они иностранцы, а испанцев под тем предлогом, что они предатели. Он приказал расстрелять нескольких из них, пожелав, чтобы эти суровые меры вменялись в вину ему одному и чтобы, при известной мягкости нового короля, злодеев не покидал ужас, внушаемый победителем Европы.
Отправив эти приказы, Наполеон покинул Вальядолид, решив проделать путь из Вальядолида в Байонну мчась во весь опор, дабы выиграть время, настолько он торопился прибыть в Париж. Он отбыл из Вальядолида утром 17 января с несколькими адъютантами, сопровождаемый пикетами Императорской гвардии, расставленными от Вальядолида до Байонны. Весь этот путь он проделал верхом. Повсюду он говорил, что вернется недели через три, и сказал это даже Жозефу, обещав ему возвратиться раньше, чем через месяц, если не начнется война с Австрией.
Получив позволение вернуться в Мадрид, Жозеф приготовился к торжественному вступлению в столицу. Он любил пышность, как все братья Наполеона, искавшие во внешнем великолепии то, что тот обретал в своей славе. Жозеф, однако, желал вернуться в столицу, осененный блеском какой-нибудь новой победы. Изгнание англичан с испанской земли было весьма выдающейся победой, способной отнять всякое доверие к поддержке Великобритании. Но со дня на день ожидалась победа маршала Виктора над остатками армии Кастаньоса, укрывшейся в Куэнке, и Жозеф решил вступить в Мадрид, как только о ней станет известно. Конечно, самым удачным событием стало бы взятие Сарагосы, но необычайное упорство ее защитников не позволяло пока на него надеяться.
Маршал Виктор, располагавший дивизией Руффена, незамедлительно направил ее в Аранхуэс на соединение с дивизией Виллата и драгунами Латур-Мобура, и 12 января выдвинул обе дивизии и драгун на Таранкон. Его силы составляли двенадцать тысяч человек, лучшее войско в Европе, способное опрокинуть в 3-4 раза больше испанцев, чем предстояло встретить.