История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Государственные мужи коалиции были гораздо менее склонны к миру, чем военные. Не считая одного, Мет-терниха. Император Франц и его министр решились на войну, потому что этого во весь голос требовала от них Германия, а представившийся случай восстановить положение Австрии и спасти независимость Германии был слишком хорош, чтобы его упускать; но по достижении цели они не хотели, ради отвоевания былого величия Австрии, рисковать потерять то, что уже вернули, не желали непомерно усиливать влияние русских в Европе, пруссаков в Германии и англичан на морях! Уверившись

в уничтожении Великого герцогства Варшавского на своих северных границах и возвращении всего отнятого в Польше, возвращении границы по Инну, Тироля, Иллирии, части Фриуля, в том, что им не придется более терпеть Рейнский союз, они сочли себя удовлетворенными. Ведь после перехода через Рейн вставал вопрос, которым еще никто не задавался, кроме, может быть, нескольких безутешных стариков, чьи сожаления внезапно обратились в горячие надежды: вопрос о низвержении самого Наполеона. Все его враги желали прежде всего освободиться от его невыносимого владычества, сдержать, по возможности, его чрезмерное честолюбие, но никто еще не думал о низвержении императора с французского трона. Однако попытка победить человека, обязанного всеми титулами своим победам, попытка победить его в самой Франции, победив в России, Польше и Германии, порождала мысль о покушении на него самого, дабы мечом отнять у него корону, добытую мечом же. Эта мысль переполняла радостью пруссаков и приводила в волнение миролюбивого и умеренного Фридриха-Вильгельма. Для Александра личное унижение Наполеона было столь блестящей местью, о какой он и не мечтал, но когда события ему ее предложили, он от нее не отвратился и не желал большего, как вкусить ее сполна. Но что же делать с опустевшим троном Франции, если цель будет достигнута? Пруссаков это не заботило, лишь бы сбросить с вершин величия того, кто растоптал их, да и Александра беспокоило не больше, ибо он был бы отомщен. Но ненависть не ослепляла ни императора Франца, ни Меттерниха; их направляли только интересы Австрии, и они спрашивали себя, что будут делать после перехода через Рейн.

Брак Наполеона с Марией Луизой не особенно их трогал, хотя император Франц и был хорошим отцом. Их беспокоили другие соображения. Никакая держава в мире не пострадала так, как Австрия, от духа перемен, и не выдержала столько боев против этого духа за последние триста лет. В восемнадцатом веке она столкнулась с Фридрихом Великим и потеряла Силезию. После Французской революции она столкнулась с Наполеоном и потеряла Нидерланды, Швабию, Италию и германскую

корону. Ненависть к революциям была ее традиционной политикой, ненадолго прерванной Иосифом II, но вскоре продолженной его преемниками, а затем активно и прозорливо проводимой императором Францем и Меттерни-хом. И теперь они оба, с тревогой, не разделявшейся никем из союзников, задавались вопросом, кому передать управление столь пугавшей их Францией, державшей в одной руке грозный меч, а в другой — не менее грозный революционный факел. Бурбоны устраивали их во всех отношениях, но они о них едва вспоминали, потому что еще меньше вспоминали о них Франция и Европа. К тому же они сомневались в возможностях Бурбонов. Им казалось, что трудно найти замену гениальному солдату, подавившему революцию, из которой он вышел, не из предрассудков, которых тот был лишен, а из любви к порядку и власти; думая более о Французской революции, готовой возобновить свое грозное шествие, нежели о Марии Луизе, они вовсе не стремились к низложению Наполеона.

Будучи удовлетворены достигнутыми результатами и скорее страшась, нежели желая освобождения французского трона, император Франц и Меттерних считали, что с берегов Рейна следует обратиться к Наполеону с новыми мирными предложениями, и, что неожиданно, Англия в ту минуту склонялась к взглядам Венского кабинета. Британский кабинет, ранее не раз выказывавший желание восстановить на французском троне Бурбонов и по этой причине сносивший в течение двадцати лет нападки оппозиции, упрекавшей его в ведении разорительной войны ради чуждой цели, казалось, испугался упреков и, дабы защититься от них, почти перестал их заслуживать. Лорд Абердин, представитель Англии при дворах союзников, один из самых трезвых и разумных людей, когда-либо служивших Великобритании, без колебаний поддержал Меттерниха и открыто говорил, что если Наполеон пойдет на необходимые уступки, с ним нужно вести переговоры, как со всяким другим, и считать его совершенно законным государем.

Итак, по прибытии к берегам Рейна союзникам надлежало определиться. К этому их обязывали и некоторые прошлые решения. Еще в Богемии, после присоединения