История марксистской диалектики (Ленинский этап)

Превратившись, таким образом, в орудие борьбы против науки и научной философии, эта «диалектика» неизбежно переходит на другой полюс – она смыкается с религиозным мировоззрением. В диалектике Гегеля и классической немецкой философии ищут, например, английские неогегельянцы орудие борьбы против «революционного скептицизма», разрушившего «нравственную и религиозную основу человеческого существования» (см. 201, стр. 239). Ибо «явно выраженная миссия Канта и Гегеля на деле… не имела иной цели, кроме той, чтобы восстановить веру – веру в бога, веру в бессмертие души и свободу воли, более того, веру в христианство как религию откровения» (488, стр. XII). Как ни произвольно и односторонне такое истолкование немецкой классической философии, оно знаменует важную линию «возрождения» диалектики: ее пытаются возродить в надежде авторитетом диалектики подкрепить пошатнувшийся авторитет религии и церкви. Но подлинный смысл этой религиозной «диалектики» раскрывается в ее антиматериалистической, прежде всего антимарксистской, направленности.

Впрочем, последнее характерно для всей буржуазной идеологии. Специфика «возрождаемой» диалектики здесь в том, что она выступает как сознательная мистификация.

То, что прежде отвергалось в качестве мистификации бессознательной, а потому ведущей к ненаучным выводам, теперь принимается в качестве орудия борьбы против научной марксистской диалектики. Возникновение марксизма означало торжество научной диалектики; единственной надеждой противников марксизма одержать над ней победу в рамках самой диалектики было принципиально ненаучное, религиозно-мистическое или иррационалистическое ее истолкование. Причем возможность привлечь

посредством такого истолкования диалектики религиозно мыслящих людей или мыслителей, склонных к иррационализму, сопровождается возможностью оттолкнуть от научной диалектики, якобы родившейся из религиозной мистики и иррационализма, людей научно мыслящих. Обе эти возможности самым широким образом используются буржуазными философами, иной раз принадлежащими к одному и тому же направлению[50]

.

Итак, «возрождение» диалектики в современной буржуазной философии имеет своими причинами: во-первых, обострение противоречий капитализма, которое или прикрывается разработкой «примиряющих» противоречия концепций диалектики, или оправдывается и увековечивается «трагической» диалектикой; во-вторых

, развитие научного познания, рождающее не только научную диалектику материализма, но и побочные продукты в виде односторонне релятивистской, субъективистской и иррационалистической псевдодиалектики; в-третьих, задачи защиты религиозного мировоззрения всеми средствами, в том числе и средствами соответственно препарированной диалектики; в-четвертых, необходимость для буржуазной идеологии так или иначе реагировать на возникновение революционной диалектики марксизма и в условиях, когда становится невозможным ее замалчивать, фальсифицировать диалектику, заменяя ее псевдодиалектическими построениями. Наконец, нельзя не учитывать роль и значимость диалектической традиции в истории философии, традиции, которая не может быть устранена и постоянно напоминает о себе.

«Ренессанс» диалектики в буржуазной философии уходит своими корнями к 60-м годам прошлого столетия. Первые признаки его появляются в Англии, где возникает школа «абсолютного идеализма» (Джеймс X. Стёрлинг, Фрэнсис Брэдли, Томас Хилл Грин, Б. Бозанкет, Джон Мак-Таггарт). На протяжении примерно шестидесяти лет это течение развивает логику как учение о «конкретном мышлении», отличном от абстрактного мышления формальной логики; «метафизику» с таким основным понятием, как Абсолют, в котором растворяется все индивидуальное и отдельное, а эмпирически наблюдаемые противоречия и конфликты «снимаются» в «абсолютном опыте»; этику, утешающе фиксирующую «бесконечную незначительность» мирового зла по сравнению с вечной благостью Абсолюта (см. 329, гл. V; 330, Введение). В США наиболее крупным представителем этого движения выступил Дж. Ройс. В Италии в 70-е годы возникает школа «неаполитанского неогегельянства» (Б. Спавента, Ф. де Санктис), к концу века переросшая в «классическое» неогегельянство Б. Кроче и Дж. Джентиле (см. 330, гл. VI, § 2; 400).