История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Однако флирт с Америкой и враждебность по отношению к СССР никак не улучшили внутриполитическое положение Мексики. В сентябре 1925 года ВКТ подтвердила свой отказ признавать «хунты», после чего Моронес фактически объявил профцентр вне закона. В ноябре на тесктильной фабрике «Ла Магдалена» вспыхнули вооруженные столкновения между рабочими – стачечниками ВКТ и кромовцами, которых предприниматели решили принять на место уволенных забастовщиков. 17 декабря пикеты ВКТ были разогнаны конной полицией, а на самой фабрике для защиты штрейкбрехеров разместили войска.

Однако все эти меры только подрывали престиж КРОМ и способствовали росту авторита ВКТ и компартии. Летом 1925 года коммунисты уже фактически контролировали независмый профсоюз железнодорожников и пользовались большим авторитетом среди текстильщиков. Такие же тенденции наблюдались осенью 1925 года и последовавшей за ней зимой.

Кальес и Моронес – видимо, по инициативе последнего – решили опять выйти из сложной внутриполитической ситуации посредством искусственного обострения советско-мексиканских отношений. К тому же, как мы помним, в конце 1925-го – начале 1926 года вспыхнула «нотная война» между Мексикой и США относительно «нефтяного закона», что вызвало у Кальеса потребность несколько дистанцироваться от «большевиков».

И на этот раз предлог был найден в Москве. Как упоминалось выше, осенью 1925 года в СССР прибыл «рабочий атташе» КРОМ Эулалио Мартинес. Пестковский оказал ему самую активную помощь, выдав визу в день обращения, срочно организовав для Мартинеса прием в полпредстве и лично проводив «рабочего атташе» на вокзале Мехико. Напротив, мексиканский посланник в Москве Вадильо заявил на беседе в НКИД 20 августа 1925 года, что он возражал против приезда Мартинеса, и настойчиво интересовался, не вызовет ли приезд «атташе» неудобств для советского правительства. Собеседник Вадильо, помощник референта по делам Мексики НКИД Духовный ответил: «…по моему мнению, назначение рабочего атташе не может представлять для нас никаких неудобств ввиду того, что вновь учрежденная должность рабочего атташе не противоречит духу наших учреждений и принципам международного права».[579]

Мексиканский посланник специально подчеркнул, что во всех странах, кроме СССР, назначение «рабочих атташе» вызвало проблемы и трудности: «В совершенно ином положении находится рабочий атташе в СССР, имеющем много общего с политической и общественной структурой Мексики». Однако Вадильо обратил внимание Духовного «на экспансивный характер» Мартинеса (кстати, единственного из лидеров текстильщиков, примкнувшего к КРОМ), «чистокровного» представителя индейской расы. И отметил, что тот «может иной раз упустить из виду чисто дипломатический характер своей миссии». Вадильо обещал приложить все усилия, чтобы «дисциплинировать» Мартинеса.[580] Но это ему не уда ло сь.

1–6 марта 1926 года в Мехико прошел 7-й съезд КРОМ, на котором, в частности, были заслушаны отчеты «рабочих атташе». Мартинес произвел фурор, сообщив, что в СССР за ним шпионили, вскрывали его почту и даже угрожали ему физической расправой. В связи с этим съезд поручил ЦК КРОМ выразить протест советскому полпреду Пестковскому. 25 марта 1926 года Пестковский получил письмо, подписанное генеральным секретарем КРОМ Тревиньо. Без всяких конкретных фактов в письме повторялись обвинения Мартнеса. В придачу Тревиньо сообщал, что съезд КРОМ заслушал доклад о том, что в вверенном Пестковскому «дипломатическом учреждении оказывается моральная и экономическая поддержка так называемым коммунистическим и радикальным группам», враждебным КРОМ и правительству.[581]

Провокационный характер письма виден уже из того, что Тревиньо сначал отправил его в газеты и лишь потом – а дресат у.

В Москве, узнав из газет об антисоветских обвинениях Мартинеса, 16 марта вызвали в НКИД мексиканского посланника Вадильо.[582] Тот ничего не знал. Помощник заведующего отделом романских стран Залкинд обратил внимание Вадильо, что никогда ранее мексиканская миссия не обращалась в НКИД с жалобами на преследования, перлюстрацию или шпионаж со стороны советских властей. МИД Мексики сделал заявление, что выступление Мартинеса на съезде КРОМ не меняет дружественного характера отношений между Мексикой и СССР, но Москву это не устроило. Ведь из заявления МИД Мексики было неясно, поддерживает ли оно суть обвинений Мартинеса. «В ответ на это, – писал Залкинд, – Вадильо произнес целую декларацию о том, как ему тут хорошо, что он никаких жалоб не имеет и что к нему от Мартинеса никаких жалоб не поступало. Одновременно Вадильо сказал, что предвидел разного рода недоразумения вследствие того обстоятельства, что Мартинес был обличен дипломатическим званием, и что он, Вадильо, возражал против назначения рабочего атташе».[583] По итогам беседы Вадильо обещал выступить с публичным заявлением по поводу обвинений Мартинеса и выполнил обещание немедленно.