История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Весь этот бред в Москве не стали даже комментировать. Однако истинную подоплеку конфликта, в котором Мартинесу была уготована всего лишь роль провокатора, вскрыла мексиканская газета «Эль Универсаль», поместившая 6 апреля 1926 года статью «Мексика – база для деятельности Советов».[588] Вся статья основывалась на сообщении Тревиньо о том, что КРОМ получил послание от Всеамериканской антиимпериалистической лиги. Но так как КРОМ «официально» лигу не признал, то счел получение этого послания «странным». В послании содержались поздравления правительству Мексики по поводу его твердой позиции в конфликте с США по вопросу «нефтяного закона». Но Тревиньо, судя по статье, сразу разоблачил истинный смысл подозрительного послания: его отправили, «чтобы через посредство указанной Лиги Третий Интернационал занимался делами, связанными с Мексикой». При этом для Тревиньо было ясно, что лига действовала по инструкции Москвы, где в это время преследовали бедного Мартинеса. КРОМ запросил своего представителя в США Иглесиаса и получил ответ: «Антиимпериалистическая лига Америк является составной частью Коммунистической партии, врага нашей Конфедерации». Тревиньо добавил, что лигу создали для развития идеи Чичерина о Мексике как «базе», поэтому КРОМ не будет иметь с ней ничего общего.

Теперь вырисовывалась логика обвинений в адрес Пестковского: советский полпред просил Кальеса разрешить проведение конференции лиги в Мексике, а значит, он поддерживает эту организацию, которая и является выражением идеи Чичерина о Мексике как базе коммунистической пропаганды в Латинской Америке.

Тем не менее в Москве не обиделись и на этот инцидент. Более того, было принято решение отозвать на родину Пестковского, которого, судя по всему, просто не любили ни Кальес, ни Моронес. Формально Пестковский сам попросился домой по семейным обстоятельствам.

Между тем первый советский полпред, человек умный, европейски образованный, общительный и стремящийся понять историю и культуру Мексики, был в Мехико личностью очень популярной, что и выводило из себя Кальеса и Моронеса – они предпочли бы сумрачного большевика-доктринера. С первых дней своего пребывания в Мексике Пестковский бомбардировал НКИД всевозможными предложениями о развитии советско-мексиканских связей во всех областях. Именно Пестковский требовал закупать мексиканские товары, например свинец, не с наценкой через США (там существовала советская торговая фирма «Амторг»), а напрямую из Мексики.

Он же первым поставил вопрос о заключении советско-мексиканского торгового договора. Дело в том, что и Мексика, и Советская Россия отменили все заключенные до революций в обеих странах торговые договоры как неравноправные. После этого Мексика заключила торговый договор лишь с Японией. Пестковский предлагал, чтобы и СССР сделал то же самое. Однако в Москве, хотя и восприняли эту идею с интересом, особой настойчивости не проявляли.

Пестковский стремился наладить студенческий обмен между двумя странами. В ноябре 1925 года в Мексику прибыла делегация Всесоюзного института прикладной ботаники из Ленинграда, организованная Н. И. Вавиловым при помощи Пестковского.[589]

В этом же году побывал в Мексике в научной командировке известный советский ученый-географ Б. Ф. Добрынин. Большой популярностью пользовались устраиваемые советским полпредом просмотры советского кино, за которыми следовали приемы.[590] Мексиканская интеллигенция боготворила Пестковского, и иногда на приемы прямо с росписи зданий приходил весь в краске Диего Ривера.

Летом 1925 года в Мексику приехал Маяковский, и полпредство познакомило мексиканскую интеллигенцию с этим символом русской революции. Маяковский вспоминал, как обедал у Риверы: «Ели чисто мексиканские вещи. Сухие, пресные-пресные тяжелые лепешки – блины. Рубленое скатанное мясо с массой муки и целым пожаром перца. До обеда кокосовый орех, после – манго. Запивается отдающей самогоном дешевой водкой – коньяком-хабанерой. Потом перешли в гостиную. В центре дивана валялся годовалый сын[591]

, а в изголовье на подушке бережно лежал огромный кольт».[592] Маяковский называл фрески Риверы «первой коммунистической росписью в мире».

На одном из приемов советского полпредства мексиканские гости, среди которых были депутаты и сенаторы, выпили лишнего и стали выяснять отношения друг с другом с помощью пистолетов. Маяковский спас положение, начав громко декламировать «Левый марш». Мексиканцы не поняли ни слова, но замолчали. Потом грянула овация, и мексиканцы бросились обнимать поэта.

Таким образом, первый советский полпред был и до конца жизни остался истинным другом Мексики. Его беда была лишь в том, что он не понравился двум мексиканцам – Кальесу и Моронесу.