История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

24 марта 1927 года Вадильо передал Литвинову проект советско-мексиканского торгового договора, в основу которого был положен японо-мексиканский договор. Советская сторона передала свой контрпроект 3 ноября. Затем дело с договором заглохло. Советское полпредство в Мексике из процесса переговоров исключили, что обидело Коллонтай. Она писала Литвинову, что отсутствие указаний по торговому договору воспринимает как приказ не проявлять никакой активности. Кстати, Коллонтай считала, что статья о правах торгпредства пройдет в Мексике «гладко».

И все же Коллонтай еще несколько раз почти умоляла Литвинова продвигать дело с подписанием торгового договора. Одним из ее аргументов был следующий: развитие торговых связей между СССР и Мексикой выбьет из-под ног США пропагандистский предлог для утверждений о том, что советское полпредство в Мексике занимается только идеологией. Коллонтай справедливо отмечала в своих докладах: «…мы не опираемся в Мексике ни на одну из социально-политических групп (наши друзья – горсточка и политически бессильны). Наше пребывание здесь построено на песке. К тому же далеко еще не изжито ни в обществе, ни у мекспра (хотя несколько и ослаблено за последнее время) представление о том, что весь смысл нашего пребывания в Мексике – это «большевистская» пропаганда в масштабе континента Америки. Мы можем разбить эти представления, только если подведем здесь для себя практическую экономическую базу, т. е. пустим в ход живую деятельность торгпредства».[606]

Видимо, разочаровавшись из-за пассивности Литвинова, Коллонтай пишет 9 апреля 1927 года личное письмо наркому Чичерину: «Первая крупная торговая сделка была бы лучшим ударом по басням о большевистской пропаганде, которая будто бы до сих пор составляет смысл существования нашего полпредства. Вместе с тем это дало бы возможность Мекпра парировать повторные инсинуации северной соседки на наш счет. Необходимо, чтобы Наркомторг закупал в Мексике непосредственно те мексиканские продукты, которые он закупает через Амторг».[607]

«Боюсь, что Мексику в Москве недостаточно учитывают. В этом отношении именно Вы, Георгий Васильевич, с Вашей обычной чуткостью, могли бы помочь оживлению нашей работы в Мексике».[608]

Коллонтай была очень популярна в Мексике, и не только потому, что среди мексиканцев преобладали симпатии к СССР. (Она писала в дневнике: «Растущий интерес к Советскому Союзу, к нашей новой культуре, к нашим писателям. К Ленину – восторженное поклонение. Индустриализация, электрификация, наши артельные начинания, успехи совхозов, крупное земледелие, трактора – все это мексиканцам понятно. Давно не ощущала такого созвучия».) В отличие от своего американского коллеги Шеффилда, Коллонтай относилась к мексиканцам с огромной симпатией и без всякого высокомерия. О Мексике она отзывалась так: «В этой стране есть будущее. И люди в ней яркие и волевые. В ней есть своя культура и много красоты… За эти месяцы я научилась видеть Мексику и чувствовать ее народ. Сильный он, не согнуло его испанское владычество, не сокрушит его и нью-йоркский капитал». К Коллонтай, словно к президенту страны, постоянно приходили делегации, просившие решить тот или иной вопрос на местном уровне, в том числе помочь с получением земли. Действительно, Советский Союз был тогда крайне популярен в Мексике.

Искренней симпатией к Мексике проникнуты и строки Владимира Маяковского, посетившего страну в 1925 году: «Страна! Поди, покори ее!» Шеффилд же вообще отрицал наличие у мексиканцев какой-либо культуры и цивилизованности.

При этом НКИД держал полпредство в Мексике на «голодном пайке» в плане представительских расходов. Коллонтай неоднократно жаловалась, что не может даже ответить взаимностью на приглашение ее на обед тем или иным послом и вынуждена «ограничиваться бутербродами» вместо полноценного угощения.

Ободренное поддержкой Москвы правительство Мексики, как уже упоминалось, в декабре 1926 года официально признало правительство никарагуанских либералов, а в январе 1927 года отозвало право на добычу нефти у тех иностранных компаний, которые отказывались признавать новое законодательство. Кулидж ответил на это заявлением, что «Советскую Мексику» постигнет та же судьба, что и либеральное правительство Никарагуа. «Нью-Йорк Таймс» так прокомментировала заявление госдепартамента США по вопросу мексиканской помощи Никарагуа: «Это самые сильные слова из дипломатического лексикона. Их не употребляют официально, если только не хотят выразить самую сильную степень недоброжелательства. Обычно это прелюдия к ультиматуму, разрыву отношений и войне». 22 марта 1927 года правительство США отказалось продлить срок американо-мексиканского соглашения о пресечении контрабанды, что означало: в случае обострения обстановки в Мексике США не будут мешать поставкам оружия антиправительственным силам. 25 апреля 1927 года президент Кулидж подверг резкой критике мексиканскую Конституцию и «нефтяной закон».