История новоевропейской философии

Итак, мы вынуждены верить в бытие Бога, коль скоро мы нацелены на совершение моральных поступков. Вот видите как, получается, по Канту: значит, моральная настроенность души необходимо имплицирует веру в Бога, утверждает он. Но вера в Бога не является основанием моральных поступков. Вот что важно подчеркнуть. Мораль остаётся автономной. То есть мы поступаем совершено бескорыстно, всё равно. Мы просто надеемся, скорее… Тут даже может быть слово не «вера», а «надежда» лучше подходит. Но мы, поступая так, не можем не надеяться на то, что будем вознаграждены. Однако мы не знаем, что мы будем вознаграждены. Если бы знали, что будем вознаграждены за моральные поступки, они сразу же стали бы легальными, вот обратите внимание, — сразу утратилась бы их бескорыстность, а стало быть, и всеобщность. Вот бескорыстность и всеобщность моральных предписаний они тесно связаны между собоп. Там где появляется корысть, там что появляется? Там появляется обусловленность, а стало быть, релятивность, и невсеобщность. Уберём цель наших стремлений, и поступок уже не будет совершён. Верно? То есть он будет совершён лишь при определенных условиях. Лишь при определенных ситуациях. Вот поэтому Кант завершает «Критику практического разума» парадоксальным выводом: благом для человеческой личности является то, что мы не знаем о бытии Бога и не можем его доказать. Потому, что если бы мы знали, то в нашей душе поселился бы страх, сковавший нашу свободу. А свобода, по Канту, это высшая ценность бытия. Высшая ценность. И человеческая личность, которая основана на свободе. Поэтому, слишком большое знание, вот, как бы обессмыслило бы мир. Вот, к какому парадоксальнейшему выводу приходит Кант. И ещё один вывод в этой связи. Ещё более..

— Значит, свобода, по Канту, выше Бога?

Ну, в каком смысле «выше»? Мы не знаем, есть ли Бог.

— Ну, если Бог отменяет свободу, а свобода высшая ценность.

Сам человек — высшая ценность, высшая ценность, помимо Бога. И не Бог отменяет человека, а знание, слишком большое знание отменяет свободу.

— А отмена свободы отменяет ценность человека, значит, Бог отменяет ценность человека?

Нет, Бог как раз не отменяет, он сказал, что можно знать: условно говоря, он открыл какие то области для знания, а другие, наоборот, сокрыл. Вот самого себя он сокрыл. И это было как раз мудрым его решением. Именно сокрыв самого себя от человека, он обеспечил человеку внутреннюю ценность; сделал его высшей ценностью именно этим (не только этим, но и этим в том числе). Поэтому бесконечная мудрость мудра и в том, что она открывает и в том, что она от нас скрывает.

И вот второй вывод, может даже ещё более странный и парадоксальный, он состоит в том, что вся эта логика (т. е. моральный человек не может не верить в Бога), как ни странно, значима, по мнению Канта, не для всех моральных существ, а только для тех существ, чья воля, как он говорит, не свята. То есть, только для существ с испорченной волей. Потому что в принципе мораль могла бы быть совершено бескорыстной. А тут человеку нужна дополнительная подпорка, в качестве надежды на то, что он получит вознаграждение. Пусть это не определяющее основание, пусть здесь нет твердого знания, но надежда всё‑таки, как бы, подпирает наши моральные поступки, если мы их даже можем совершать. А подлинно моральный агент, так сказать, он действовал бы и без этой надежды. И человеку нужна эта надежда, потому что он от природы зол. Получается тогда, что единственным святым существом мог бы быть атеист (потому, что подлинно моральная воля не нуждалась бы в вере в Бога). Так? Более того, здесь можно более забавную вещь вывести. Поскольку единственное существо со святой волей — это Бог, то единственным атеистом, является, судя по всему, сам Бог.

— Нет, нет про атеиста Вы, по — моему, что‑то неправомерное вывели.

— Все правильно, все правильно.

Ну, атеист это тот, кто не верит в Бога.

— Да, святой имеет право быть атеистом. Вот такой вот вывод сделать можно. А о том, что только атеист может

…

Не совсем так. Дело в том, что у святого не осталось бы никаких оснований для того, чтобы верить в Бога. Потому что физические, так сказать, доказательства, они абсолютно неубедительны.

— А вера — она не от оснований.

Нет! Вера как раз, по Канту, возникает из моральной настроенности — вот ее источник, никакого другого источника нет.