История одиночества

Уединение в горах было состоянием души. Прежде всего это касалось пустоты пейзажа. Закаленные альпинисты дистанцировались от все возрастающих толп туристов, привозимых Томасом Куком и собирающихся в долинах. Суть предприятия состояла в том, чтобы сбежать от компании и окунуться в «страшное одиночество Альп»[276]. Как бы ни были заполнены курорты, выше снеговой линии не было ни людей, ни их материальных следов. Не было пока еще ни фуникулеров, ни обозначенных маршрутов; не было или почти не было следов более ранних восхождений. Здесь можно было, как и Клэру в Хелпстоне до огораживания, встретить природу такой, какой она была в минуту сотворения.

Мотивы, стоявшие за уходом из городов в горы, содержали в себе отголоски прославления одиночества Петраркой, чье восхождение на Ванту в 1335 году считается первым восхождением на гору ради вида с вершины[277]. Альпинисты были образованными людьми, имевшими свободный доступ к литературному рынку. Их многочисленные тексты были построены на контрасте между пунктами отправления и назначения. Каждым двигала потребность вырваться из дряблой, разлагающей культуры перенаселенной, коммерциализированной цивилизации. «С большим рвением, чем когда-либо, – писал Лесли Стивен, – обращаемся мы от всевозрастающей толпы респектабельных людей к диким скалам и ледникам, к незагрязненному воздуху Верхних Альп»[278]

. В 1859 году Blackwood’ s Edinburgh Magazine дал рецензию на первую подборку альпинистских мемуаров, опубликованных созданным незадолго до того Альпийским клубом. Согласно выводу рецензента, «декорации», в которых осуществляется эта активность, обеспечивают труженику

сверхцивилизованного мира величайшую из достижимых перемен. Из чада городов и неподвижного воздуха степей он переносится в районы свежести и жизненной силы, где самый воздух, кажется, производит некое безвредное отравление. По железным дорогам, которые, в общем, враждебны суровой физической жизни, он словно по волшебству за считанные часы и за небольшую плату уносится прочь в прекраснейшие уголки земли[279].

Сопутствующей перспективой был личный вызов. Хотя в альпинистских мемуарах и уделялось должное внимание значению команды для успешного восхождения, основной их темой все же был риск, взятый на себя рассказчиком. Альпийская вершина стала в середине Викторианской эпохи ключевым испытанием мужественности. «Здесь, – писал тот же рецензент, – есть два важнейших элемента риска, а именно – опасность и неопределенность; первая угрожает покорителям высоких гор, а вторая связана с неизведанными путями, открытие которых и составляет искомую награду»[280]. Это был сугубо национальный атрибут. Комментаторы с удовлетворением отмечали, что большинство первых восхождений альпийского «золотого века» было совершено британскими альпинистами, несмотря на присутствие в этом регионе большого числа альпинистов из разных европейских стран. Их достижения показывали, почему Великобритания стала ведущей колониальной державой и обеспечивала наилучшую защиту от угрозы впадения в «простое выполнение обязанностей для достатка и наслаждение изнеженным отдыхом»[281]

. Готовность человека подвергать себя крайним неудобствам и опасностям в стремлении к покорению природы в ее самой дикой и враждебной форме свидетельствовала о важности напряженных личных усилий для средневикторианской Британии. Эдвард Уимпер, завершая рассказ о своих восхождениях, писал о проявившемся в них особом пересечении пейзажа и характера:

Мы гордимся физическим возрождением, которое есть результат наших усилий; мы ликуем от величия сцен, предстающих перед нашим взором, бурно радуемся великолепию восхода и захода солнца и красоте холмов, долин, озер, лесов и водопадов; но более всего мы ценим развитие мужественности и эволюцию – в противостоянии трудностям – таких благородных качеств человеческой природы, как мужество, терпение, выносливость и стойкость[282].