Эффективная, гибкая экономика потребления производила и распространяла дизайны, шерсть и сопутствующие товары, а журналы и руководства, которых становилось все больше, вдохновляли и направляли. Но в основе этой деятельности была женщина, склонившаяся над куском ткани, сосредоточенная на последовательностях стежков и цветов. «Вышивка – это, в сущности, единоличное искусство, – гласил справочник конца XIX века, – и, вероятно, наряду с тем, что она приспосабливается не только к повседневному бытовому использованию и украшению, но и к обычным условиям – не требует ни специальной мастерской, ни дорогостоящего оборудования, – это послужило успеху ее возрождения, обязанного прежде всего энтузиазму, вкусу и терпению наших соотечественниц»[336]
.Время и терпение были общими условиями для целого ряда тихих домашних развлечений. Они занимали свободные минуты и часы, но редко забирали пространство у нужд семьи. Самыми продуктивными видами деятельности были те, что можно было возобновлять и откладывать по обстоятельствам. Они могли осуществляться в полном физическом одиночестве. Несмотря на переполненные интерьеры домов среднего класса, все же часто можно было найти себе временно незанятую комнату, а там, где слуг было принято игнорировать, – иметь в своем распоряжении весь дом, пока остальные его обитатели были в школе и на работе, или ушли спать, или – в случае с мужчинами – отдыхали в клубе. Или же они могли представлять собой форму абстрагированного уединения, когда рукодельница находилась в компании окружающих и вместе с тем – отсутствовала, поглощенная своим рисунком.
В своем самом эффективном проявлении рукоделие служило созданию внутренней ментальной вселенной: работа пальцами делала возможной рефлексивную концентрацию, иначе не достижимую в переполненном людьми ежедневном кругу домашнего хозяйства. Автор «Женского руководства по вязанию на спицах, плетению и вязанию крючком» пришел к выводу, что различные виды деятельности с использованием иголки приведут женщин «к формированию таких привычек мышления и рефлексии, которые могут привести к более высоким достижениям, нежели вязание шали или плетение кошелька»[337]
. А миссис Битон в своей «Хозяйкиной сокровищнице» провела неожиданную параллель с практикой, которая все еще была преимущественно мужской прерогативой: «Рукоделие обладает необычным успокаивающим влиянием, которое, пожалуй, весьма похоже на то, что испытывают любители „курева“, находясь под воздействием табака. Когда женщина одна, шитье помогает ей думать»[338].Наслаждаться этими формами абстрагированного уединения могли лишь те, кто брался за иголку с целью отдохнуть и развеяться. Увлечение берлинской вышивкой, которую в конце столетия потеснила возрожденная художественная вышивка, имело мало общего с отчаянной борьбой многих жен из рабочего класса за поддержание одежды членов семьи в приличном состоянии, так чтобы следующим утром ее можно было снова надеть. Незадолго до начала Первой мировой войны Мод Пембер Ривз провела одно из первых исследований в области временнóго бюджета, проследив, чем выборка мужчин и женщин занимала себя в течение обычного дня. Домохозяйки занимались пошивом, часто в одиночестве, но не по собственному желанию. После того как дети и мужья ложились спать, они сидели одни и чинили одежду, в которой те на следующий день пойдут в школу и на работу. Три вечерние записи в дневнике гласили:
9:00. Чиню одежду мужа и продолжаю с платьем до десяти.
8:30. Шью, пока муж ложится спать. 9:00. Отсылаю мать. Подготавливаю все к утру. Чиню одежду мужа, как только он ее снимет.
8:00. Прибираю, мою чайную посуду за мужем, подметаю на кухне, чиню одежду, нянчусь с малышом, укладываю старших детей спать. 8:45. Готовлю мужу; чиню одежду[339]
.Их отстранение от домашних было функцией практической необходимости, а не рефлексивной абстракции. Доминирующим опытом было не умственное обновление, а физическое истощение.