Читаем История одиночества полностью

При упоминании пасьянса в литературе с самого начала подчеркивалась важность уединения для игрока. Один из ранних англоязычных рассказов об этой игре встречается в «Больших надеждах» (1860–1861) Диккенса. Пип присматривает за сбежавшим заключенным Мэгвичем, у которого «еще сохранились дикарские привычки одинокой жизни на пастбищах» (в Австралии) и который теперь прятался в лондонской квартире[313]. Уединение было в этом случае подлинным вопросом жизни и смерти. Мэгвич был уверен, что его, как беглого заключенного, повесят, если поймают. «Даже лицом к лицу с призраком мне не было бы страшнее, – вспоминает Пип, – в моей уединенной квартире под самой крышей длинными вечерами и ночами, в непрестанном шуме ветра и дождя». Предоставленный самому себе, Мэгвич развлекал себя тем, что «раскладывал какой-то сложнейший, одному ему известный пасьянс, для чего пользовался собственной, невероятно истрепанной колодой карт, и всякий раз, как пасьянс сходился, делал на столе отметку своим ножом»[314]

.

Среди не испытывавших подобного стресса домовладельцев из среднего класса ценность карточной игры ближе к концу века заключалась в ее отличии от любых форм труда, – так объясняла в своем руководстве Мэри Уитмор Джонс:

Мы знаем одиноких дам, которые сидят одни целыми вечерами и читают, пишут или работают, пока разум не цепенеет и пальцы не начинают болеть; и тогда они находят величайшее облегчение в том, что откладывают книги и работу в сторону, достают карты и утешают себя перед сном игрой в пасьянс. Мы знаем трудолюбивых работников-мужчин, регулярно играющих в него по вечерам; он дает передышку их мыслям и удерживает от ночного обдумывания дел, занимавших их в течение дня[315]

.

Игра считалась особенно подходящим развлечением для тех, кому здоровье не позволяло участвовать в жизни семьи: «Мы знаем инвалидов, – писала мисс Уитмор Джонс, – обреченных лежать долгими днями в постели и с нетерпением ждущих вечернего пасьянса – как самого приятного времени в их печальном существовании»[316]. И сама эта карточная игра, и родственная настольная игра также рекомендовались в качестве противоядия в дальних путешествиях, где от пассажира все чаще не ожидалось участия в социальном обмене. В отсутствие разговора с незнакомыми людьми именно в этих играх можно было найти занятие для рук и ума[317]

. Благодаря изобретательной мисс Джонс путешественники могли раскладывать карты прямо в вагоне поезда – на «переносной доске для пасьянса „Часлтон“».

Второе новшество в области одиночного времяпрепровождения было неожиданным побочным продуктом революции в сфере коммуникаций. В то время как многие виды викторианского досуга восходили к более ранним эпохам цивилизации, у филателии была конкретная и недавняя дата возникновения. Она зародилась 1 мая 1840 года, когда в продажу поступил первый «черный пенни». Скорость, с которой коллекционирование марок получило распространение и как частное хобби, и как полная жизни коммерческая и организационная практика, отражала энергию спокойного отдыха, характерного для того периода. К середине 1840-х это уже было признанное хобби, а в 1862 году был издан первый иллюстрированный каталог марок на английском языке[318]. К этому времени, как утверждалось, альбомы для хранения и демонстрации коллекций «могли быть приобретены почти у любого торговца канцелярскими принадлежностями»[319]

. «Коллекционирование почтовых марок, – заявлял Джон Эдвард Грей в «Иллюстрированном каталоге почтовых марок для использования коллекционерами» (1865), – это мода, которая не ограничена пределами только этой страны или только одного класса, ведь коллекции часто можно увидеть в гостиных состоятельных людей, в кабинетах просвещенных и в шкафчиках школяров»[320]. Привлекательность собирания марок была поистине широка. Стремление к коллекционированию можно было удовлетворить, не заполняя и без того тесные домашние интерьеры лишними предметами. Школьники могли изучать по маркам историю и географию; технически грамотные взрослые – следить за эволюцией бумаги и дизайна, типографского дела, водяных знаков и перфорации, техники гравировки и печати, а также валюты[321].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука