История одиночества

Там, где частная молитва в собственном доме функционировала как дополнение к духовной жизни семьи, обращение кающегося человека к Богу было движущей силой в процессе наказания и исправления. Поддержание правопорядка в обществе, очевидно, встало перед крахом всех форм моральной дисциплины, основанных на переосмысленном понятии молитвы в помещении, которое если и не было столь обустроенным, как комната для молитв или кабинет в домах среднего класса, то все же строилось, отапливалось и обслуживалось лучше, чем жилье большинства заключенных. Суть совместного предприятия церкви и государства, траектория которого будет прослежена в четвертой части этой главы, заключалась в страшном опыте насильственной изоляции. Создатели новой пенитенциарной политики не сомневались в ее негативных последствиях. С самого начала и до конца аргументом «по умолчанию» в пользу одиночного заключения было то, что если оно и не принесет пользы, то хотя бы его устрашающий эффект воспрепятствует росту числа заключенных в тюрьме. Насильственное одиночное заключение рассматривалось в качестве весьма рискованной стратегии, требующей пристального наблюдения, с тем чтобы не допустить разрушения душевного равновесия заключенного. Ожидаемая выгода заключалась в сочетании наказания и исправления. Неопосредованная встреча с Богом приведет к полному восстановлению морального духа заключенного и его возвращению в общество в виде полезного, законопослушного гражданина.

Скройся в задней комнате

В 1829 году Уильям Робертс приветствовал наступление новой эры в христианском богослужении. «Похоже, – писал он, – что в конце концов, по особому благословению Божьему, узрели мы эту страну в период ее религиозного подъема, когда семейное отправление веры в начале и конце всякого дня, безусловно, относится ко всем исповедующим христианам, имеющим верное представление о том, что значит это имя»[484]

. Домашняя единица могла рассматриваться как основной структурный элемент религиозного общества. «Нация – это просто совокупность семей, – писал в 1851 году преподобный Джон Фрер. – Поэтому религия семей – лучшая защита для религии нации»[485]. Как и в англиканской церкви, духовная единица была также структурой власти. «Позвольте родителю вести, – продолжал Фрер, – скажем так, епископскую службу в собственном доме»

[486]. На мужчинах – главах домохозяйств лежала особая ответственность. Их привилегия, как поясняется в «Десятиминутной рекомендации частной молитвы», сопровождается тяжким долгом, ведь они отвечают не только «за свое вечное благополучие, но и за благополучие тех бессмертных душ, над которыми осуществляют своего рода духовную опеку»[487]

. Моделью была миниатюрная религиозная община, глава которой принимал на себя бремя лидерства, а зависимые члены демонстрировали бесспорное послушание. «Это в его власти», – объяснял Фрер, –

а значит, это и его обязанность – продвигать семью по пути к небесам. Каждый христианин должен быть главой и проводником Церкви в своем доме; наставлять, предостерегать и ободрять всех обитателей его, чтобы они ревностно исполняли долг свой перед общим Господом и Учителем. О, как благословенна была бы эта христианская страна, если бы этот принцип соблюдался и каждая семья стала бы школой религиозных принципов и привычек![488]

В этой «семинарии» существовало разделение труда, но результат был, по сути, общинным. Все ее «воспитанники», включая слуг, вели дисциплинированную христианскую жизнь, и все общество, в свою очередь, составляло морально упорядоченное целое.