История одиночества

На каком-то уровне уединенная молитва – еще один пример процесса одиночной деятельности (прослеженного в предыдущей главе), которую порождали те же самые силы, что лежали в основе коллективного времяпрепровождения в семьях среднего класса. Такая молитва черпала силу в осознании домашней единицы как духовной сущности, а это стало возможным благодаря материальному комфорту, в котором жила буржуазная семья. Как и в случае со многими другими видами уединенной деятельности, она задействовала и сама порождала богатую литературу, которая поддерживала одиноких молящихся и связывала их с широким сообществом. Было признано, что предоставленные самим себе – вне устава воскресного богослужения – ревностные христиане могут испытывать трудности с формулированием своих ежедневных молитв. Как предупреждала миссис Доусон в книге «Общение с Богом, или В помощь молящемуся», «бывают моменты, когда общение с Богом затруднено, когда мысли текут медленно и когда нужные слова отказываются приходить»[495]. Сколь бы серьезными ни были его намерения, неподготовленный и безнадзорный кающийся не мог гарантировать ни надлежащей беглости молитвы, ни использования подобающей лексики. «Человек стоит на коленях, – писал преподобный Р. К. Моберли. – Он пытается вознести свою душу и говорить с Богом. Но очень скоро язык его запинается, перед взором сгущается туман, звуки мира сего проникают в уши, разум мечтательно блуждает, спотыкающиеся слова делаются однообразны, бессмысленны или уже не слышны вовсе»

[496]. Многочисленные трактаты снабжали читателей инструкциями и приободряли. Их авторы предлагали в качестве образцов собственные тексты и в целом одобряли использование стандартной протестантской литературы, в частности Библии и молитвенника.

Тем не менее в сфере исполнения духовных обрядов между одиночным и социальным сохранялась напряженность. Хотя авторы пособий по уединенной молитве старались показывать ценность домашней обрядности, акцент все же делался на обособленной беседе с Богом. Х. К. Г. Моул в своей «Тайной молитве» настаивал, что «это та самая возможность для развития глубоко личного понимания себя и своих потребностей, а также Господа Иисуса Христа, Бога во Христе, во всей Его славе и милости к тебе

»[497]. Отстранение от домашней жизни имело основополагающее значение как для цели, так и для практики этой деятельности. День был размечен периодами интенсивного внимания к духовной жизни. «Коротко говоря, – продолжал Моул, – ты обнаружишь, что, как отдельный грешник, отдельный верующий, ты не можешь свести к минимуму свои одинокие, тайные, индивидуальные моменты исповеди, прошения и восхваления без результата, которого можно от этого ожидать»

[498]. Этот процесс начинался и завершался пересмотром не семейных или общественных отношений в целом, а ограниченного внутреннего «я». Сэр Джеймс Стонхаус в своих часто переиздававшихся «Молитвах для использования частными лицами» рекомендовал перед молением «уделять несколько минут исследованию себя. … Без такого ежедневного труда… молитвы суть формальность, неискренность и мерзость для Господа»[499]

.

Существовало мнение, что частная молитва лучше подготовит человека к общинным духовным обязанностям, и авторы руководств были озабочены судьбой тех, кто ведет беседу с Богом. Они одни могли подготовиться к диалогу – и первыми пожинали плоды. Как и полагается в обществе, которое все сильнее коммерциализируется, их побуждали искать ощутимой отдачи от потраченных времени и сил. Одно из самых практичных руководств – «Ежедневник: помощь в личной молитве» Чарльза Харфорда-Баттерсби – пример своего рода духовной двойной бухгалтерии. Большинство страниц этой книги были пустые, если не считать заголовка. На левой стороне разворота записывались «особые темы для молитвы», там же был столбец для указания дат, когда была высказана та или иная просьба. А на странице справа записывались «ответы на молитвы» – опять же с указанием даты, когда Всевышний дал ответ[500].

Кроме того, случались серьезные практические конфликты между необходимостью молиться в одиночестве и насыщенной жизнью семьи. Достичь той степени пространственного и психического отстранения, которой требовало частное соблюдение религиозных предписаний, было далеко не просто. «Есть, однако, особые трудности на пути постоянной и усердной тайной молитвы», – предупреждал преподобный Эдвард Биккерстет: