Заметив это, государь разгневался и тут же, приложив к одному из образцов сукна собственноручную печать, велел послать в Мануфакур-коллегию рескрипт, которым повелевалось всем казенным фабрикам впредь изготовлять сукно точно такого же цвета, как прилагаемый образчик. Все суконные фабриканты единодушно заявили о невозможности изготовления сукна совершенно однородного оттенка вследствие свойств самой краски. Когда Саблуков довел их ответ до сведения императора, весь гнев вспыльчивого самодержца обрушился на его голову: именным указом «за недельное и ни на чем не основанное представление… в рассуждении цветов сукон» он был отставлен от службы и выслан из Петербурга.
Случилось так, что в момент получения указа президент Мануфактур-коллегии лежал больной в постели в сильном жару и чуть не бредил. Тем не менее спустя всего три часа после вручения царского распоряжения Саблуков уже выезжал за городскую заставу, лежа в карете, куда его внесли крепко закутанным в теплую одежду. Правда, на сей раз гнев государя быстро остыл и не имел дальнейших дурных последствий для пострадавшего, который вскоре опять вступил в прежнюю должность.
Саблуков был женат на Екатерине Андреевне Волковой, гуманной и высокообразованной женщине, и имел сына Николая, оставившего чрезвычайно интересные и ценные записки о царствовании Павла и его трагическом конце. Получив прекрасное домашнее воспитание, молодой Саблуков несколько лет путешествовал за границей, а вернувшись на родину, поступил на службу в конногвардейский полк.
Рассказывая о себе, он, в частности, пишет: «Отец мой держал открытый дом, в котором собирались запросто многие министры и дипломаты, вследствие чего, несмотря на мою молодость, я уже достаточно был подготовлен к пониманию текущих политических событий». Николай Саблуков не примкнул к заговорщикам, сохранив верность императору, хотя у него, как и у других, было немало поводов для недовольства. Догадываясь о готовившемся покушении, он все же сумел, по его выражению, «остаться в стороне от ужасных событий», зато подробно описал их со слов непосредственных участников.
Не в силах примириться со случившимся, в конце 1801 года Н. А. Саблуков подает в отставку и уезжает за границу. Находясь в Англии, он женится на мисс Джулии Ангерстайн, дочери знатока и любителя живописи Джона Ангерстайна, чья коллекция составила в будущем ядро Лондонской национальной галереи.
Н. А. Саблуков
В 1806 году Николай Александрович по совету своего старого знакомого, тогдашнего морского министра П. В. Чичагова, возвращается на родину и поступает на службу в Морское ведомство, но в 1809 году, одновременно с Чичаговым, оставляет ее и вновь уезжает в Англию. Во время наполеоновского нашествия Саблуков спешит вернуться, чтобы принять участие в военных действиях, находясь при особом кавалерийском отряде барона Корфа. После изгнания врага он окончательно выходит в отставку и покидает Россию, где в дальнейшем бывает лишь наездами. Отец же его до самой смерти проживал в Петербурге, в своем особняке на набережной, состоя членом Государственного совета.
После Саблукова домом недолгое время владела некая Шарлотта Озаровиус, перестроившая его в позднеклассическом стиле, а в начале 1830-х он перешел к тайному советнику Михаилу Тимофеевичу Козловскому. Новый владелец, в то время уже старик шестидесяти с лишним лет, начал службу еще при императрице Екатерине II. Волею судеб он, как и Н. А. Саблуков, тоже стал косвенным участником событий 11 марта 1801 года: на него, командовавшего в ту пору одним из батальонов Преображенского полка, была возложена обязанность охранять личную безопасность наследника престола. Позднее он участвовал в битве при Аустерлице, а с 1807-го по 1810 год командовал уже всем Преображенским полком. После какого-то столкновения с великим князем Константином Павловичем он вышел в отставку с переименованием в тайные советники, так и не вернувшись больше на службу.
Козловский был очень богат, владея крупными поместьями на Украине. Он успел схоронить двух жен, имел взрослого сына, с которым не ладил, и замужнюю дочь. Это не помешало ему жениться в третий раз – на юной воспитаннице Смольного института Елене Никифоровне Григорьевой, которая вышла за него, поддавшись уговорам родных. Итак, богатый старик и молодая, но бедная красавица. Сюжет, увы, не нов, но от этого не менее трагичен. Товарищ братьев девушки, хорошо знавший и ее саму, описал дальнейшую судьбу несчастной.
После свадьбы муж запер в доме все двери, запретив принимать кого бы то ни было; лишь братья Елены время от времени к ней допускались. Старик окружил свою пленницу всевозможной роскошью, берег, лелеял, наблюдая за тем, чтобы она не съела или не выпила чего-нибудь лишнего, не выпускал на воздух, чтобы она не простудилась, указывал, какое именно платье ей следует надеть. Иногда, впрочем, он катал ее по улицам в закрытом экипаже, сажая таким образом, чтобы никто не видел его сокровища. И так продолжалось около двадцати пяти лет.