К отделу той же отреченной литературы надобно отнести ложные молитвы, употреблявшиеся при заговорах против болезней и разных бедствий, и суеверные гадательные записи. Заговорные молитвы обращались обыкновенно к какому-либо святому; например: от зубной боли к священномученику Антонию, от оспы к мученику Конону, от пожаров к св. епископу Никите, от лихорадки к св. Сисинию и так далее. Подобные молитвы очевидно проникнуты языческими суевериями и обыкновенно связаны были с каким-либо апокрифическим сказанием или мифом. Так, заговоры против лихорадок, или трясовиц, излагаются в виде целой поэмы, где сии последние, в количестве то семи, то двенадцати, называются дочерями Ирода, но, в сущности, являются какими-то демоническими существами. На вопросы св. Сисиния эти трясовицы отвечают, что они назначены мучить род человеческий и каждая имеет свое особое имя: одна называется Трясея, другая Огнея, третья Ледея, четвертая Гнетея и так далее. По молитве Сисиния Господь посылает ему на помощь св. Сихайла и Аноса и четырех евангелистов, которые и начали жестоко бить трясовиц железными дубцами. Заговор против лихорадок поэтому и состоит в заклинании их именами Сисиния, Сихайла, Аноса и евангелистов удалиться от раба Божия (имярек), угрожая в противном случае призвать на окаянных трясовиц помянутых святых с их железным дубьем. Суеверные гадательные книги назывались вообще «волховники», «колядники» (от
Весьма видное место в русской книжной словесности данной эпохи занимает отдел летописный или собственно исторический. Иначе не могло и быть уже в силу общих причин: исторический народ всегда более или менее дорожит своим прошедшим и заботится о передаче своих деяний потомкам. Притом летописное дело, как мы видели выше, рано приобрело на Руси значение почти государственное (полуофициальное): оно развилось под покровительством княжеским, при непосредственном участии церковных властей. Так как это дело не было плодом личного творчества, а велось преемственно и, по всем признакам, поручалось людям избранным, для того подходящим, преимущественно монахам, поэтому наши летописи и отличаются таким безличным характером: они почти не сообщают нам имен своих составителей. Только изредка и случайно летописец или списатель успевал где-нибудь вставить свое имя. Составители наших летописей не пользовались разными находящимися у них под руками источниками, как то: историческими сказаниями и повестями, житиями святых, хронографами, правительственными грамотами, синодиками или церковными поминальниками, рассказами очевидцев и современников, народными преданиями и слухами и тому подобным.