История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

15 июля 1744 г. императрица Елизавета повелела Коллегию экономии упразднить, а церковные имения передать под управление Святейшего Синода, при котором учреждалась особая Канцелярия синодального экономического правления [788]. Святейший Синод поспешил делегировать в канцелярию своих представителей из числа духовенства, вступив тем самым в долгий конфликт с обер–прокурором князем Я. П. Шаховским, требовавшим назначить туда светских чиновников 

[789]. Обер–прокурор рассматривал церковные вопросы с петровских позиций, и это совпадало с устремлениями императрицы Елизаветы. «Самою существенною чертою последнего периода попыток упорядочения церковно–имущественного права было открытое стремление законодательства и распоряжений со стороны высшей церковной власти возвратиться к тем заветам, какие оставлены были Петром I» [790]

, — утверждает исследователь периода секуляризации. Это утверждение не вполне соответствует положению вещей. Конечно, указ от 15 июля 1744 г. формально имел некоторое сходство с распоряжением Петра I от 14 февраля 1721 г., однако развитие ситуации в последующие десятилетия привело к тому, что правительство было просто уже не в состоянии отказаться от участия в управлении церковными имениями и контроле над ними. Затянувшиеся препирательства обер–прокурора со Святейшим Синодом, иногда переходившие на личности [791], имели следствием то, что правительство Елизаветы стало считать указ от 15 июля ошибкой и занялось подготовкой полной секуляризации церковных земель. Такой вывод важен для оценки действий Петра III и Екатерины II, которые всего лишь проводили в жизнь то, что было решено уже при Елизавете. Обер–прокурор Шаховской настоял на том, чтобы Канцелярия экономического правления была укомлектована светскими чиновниками, как то имело место уже в Монастырском приказе в 1701–1720 гг. Одновременно им поручалось надзирать на местах за управлением церковными имениями. Шаховской добился даже издания для последних особой инструкции, подробно регламентировавшей меры по самому скрупулезному контролю. Медлительность синодального делопроизводства возбуждала все большее недовольство обер–прокурора, часто вынуждая его к прямым протестам.

1 октября 1748 г. по инициативе князя Шаховского был издан именной указ, недвусмысленно продемонстрировавший, что правительство вновь заинтересовалось церковными имениями и намерено отменить указ от 15 июля 1744 г. Указ 1748 г. требовал от Святейшего Синода точнейших данных о доходах с церковных имений и подробных сведений об их расходовании, а также о числе жителей мужского пола в этих имениях; кроме того, требовался отчет о денежных и зерновых запасах и о доходах по каждой из статей, в том числе и о натуральных повинностях крестьян землевладельцам [792]. Последнее требование вызвало в Святейшем Синоде крайнее смущение. До сих пор ни епархиальные архиереи, ни монастыри не отчитывались о натуральных повинностях крестьян, которые всегда взимались ими в собственную пользу, и потому следовало ожидать, что в отчетах будут представлены неверные, заниженные данные. У Святейшего Синода не было ни малейших шансов получить точные сведения, чтобы представить их правительству. Ввиду того что отчеты из епархий поступали в Синод очень медленно, последний смог представить летом 1749 г. лишь частичный отчет, который обер–прокурор нашел неверным и неполным. В правительство отчет был подан лишь в 1754 г., уже после отставки Шаховского. Несмотря на все усилия, финансовые данные выглядели по–прежнему подозрительно. Тем не менее отчет Святейшего Синода 1754 г. давал некоторое представление о крестьянском населении на церковных землях. В епархиальных имениях, включая и Синодальную область, числилось 647 481, в имениях девяти ставропигиальных монастырей — 203 587, а всего, следовательно, — 851 078 душ мужского пола [793]

.

31 декабря 1753 г. Святейший Синод своею властью отменил различие между «определенными» и «заопределенными» вотчинами. Когда крестьяне «заопределенных» имений узнали, что по указу от 15 июля 1744 г. они переподчинялись духовным властям, среди них начались беспорядки; стало ясно, что от такой перемены они не ждут ничего, кроме усиления гнета и произвола [794]. Волнения, продолжавшиеся вплоть до секуляризации церковных земель, свидетельствовали о полной неудовлетворительности церковного управления вотчинами [795].