Как мы видим, функционализм, вопреки амбициям и ожиданиям своих сторонников, не стал социологической «нормальной наукой», хотя в середине XX века многое, казалось, говорило за то, что так и будет. Но вышло иначе – и не только потому, что он в значительной мере остался прежде всего американским явлением (его рецепция была сильно ограниченной не только в Польше), но и потому, что в США он тоже не сумел обеспечить себе прочной гегемонии, столкнувшись с сопротивлением как со стороны такого традиционного направления, как символический интеракционизм, так и со стороны более новых направлений. Причины этого сопротивления были, как мы видели, различны. К их числу, безусловно, принадлежали реальные недостатки функционализма, обнаженные его критиками, но и, пожалуй, в немалой степени изменение общего интеллектуального климата в Соединенных Штатах, достигшее своего пика в шестидесятых годах, то есть в период ускоренного проявления скрытых до той поры социальных конфликтов, а также резкой радикализации академической среды и усиления тотальной критики всякого истеблишмента. Ведь судьбы социологических теорий зависят не только от их имманентных достоинств, но и от того, соотносятся ли они и в какой степени с господствующими настроениями. А значит, чтобы объяснить взлет и падение функционализма, несомненно необходимо обратиться в числе прочего и к социологии знания.
Однако, как нам кажется, основная мораль истории социологического функционализма состоит в следующем. Она в очередной раз продемонстрировала, что социальные науки не готовы к созданию такой универсальной теории, представители которой могли бы рассчитывать на повсеместное прочное признание, и по-прежнему остаются областью бурных дискуссий. Как мы видели, вывод, который чаще всего делают сегодня из этого факта, касается не столько «незрелости» этих наук, сколько их «полипарадигмальности», или, проще говоря, он гласит, что социальным наукам по природе свойственно сосуществование и соперничество различных школ, почти каждая из которых проповедует необходимость синтеза и пытается какой-то синтез создавать, отдаляя, однако, самим своим существованием возможность создания единого Великого Синтеза.
Раздел 22
Современная социологическая мысль
Вопреки названию этой главы, мы не предполагаем вместить в нее информацию обо всех разновидностях социологической рефлексии, которые в наши дни пользуются успехом. Ведь к ним относятся, конечно, и созданная Шюцем феноменология, и более ранний символический интеракционизм, и западный марксизм, и неопозитивизм, и функционализм вместе с неофункционализмом, иными словами, те направления, о которых в той или иной мере уже шла речь выше. К ним относится и социология Норберта Элиаса, которая лишь теперь вызвала большой интерес и получила признание. Что еще хуже, к ним относятся и такие направления, о которых в этой книге вообще не идет речь, поскольку на них не хватило времени, места или компетенции (откровенно постыдным недостатком стало отсутствие здесь феминизма, который представляет собой довольно значимое явление в современной социологической мысли, но в Польше им неизменно – и несправедливо – пренебрегают).
Как было верно отмечено, социология не слишком хорошо умеет избавляться от всего, что однажды в ней оказалось[996]
. То, что в этом разделе пропущены многие концепции, отнюдь не значит, что они признаны совсем безнадежными и не имеют в наши дни никакого влияния. Просто здесь мы займемся только теми концепциями, которые возникли и утвердились в течение нескольких последних десятилетий, то есть где-то после 1968 г., который по разным причинам принято считать важным рубежом в истории социальной мысли. Взгляды, которые будут обсуждаться ниже, конечно же, имели многочисленные предшествующие формы, но тем не менее это не просто дальнейшее развитие чего-то хорошо известного. Они, несомненно, относятся к тем «новым конфигурациям социальной мысли», на появление которых обратил внимание в 1980 г. Клиффорд Гирц[997].Дать картину новейшей социологической мысли – задача непростая, и не только из‐за новизны предмета, но и потому, что за последние десятилетия теоретическая ситуация в социологии невероятно усложнилась. Социология вошла в новую фазу усиливающегося разброса мнений, и в ней разгорелась очередная дискуссия о фундаментальных проблемах, связанная с открытием того факта, что современные общества во многих аспектах представляют собой нечто качественно новое. Это вызвало самый настоящий «парадигмальный взрыв»[998]
(о моде на термин «парадигма» речь пойдет ниже).