Однако упрощение — дело совсем не простое. В Свердловске тут и там стали появляться группки, играть почти не умевшие, но зато горланившие русские рифмованные тексты с туманными образами а-ля Макаревич. Уподобляться им «Сонансам» категорически не хотелось, и они пошли другим путем. Весной 1979 года на 30-летие физтеха УПИ была представлена новая программа. Да, инструментальная. Да, скрипка, флейта и прочие контрабасы. Но это был уже настоящий рок, тяжелый арт-рок, в котором почти ничего не осталось от прежних «Мимолетностей». Кстати, студенческая аудитория приняла «Выход силой», «Нарост» и другие композиции этой программы с гораздо большим энтузиазмом, чем позапрошлогодние интерпретации Прокофьева. Для тогдашнего студента Александра Гноевых эта программа стала потрясением: «Мы как будто побывали на концерте западной группы. Каких-нибудь «Emerson Lake and Palmer»».
В это время частым соседом «Сонанса» на сценических площадках стал джаз-роковый ансамбль «Перекрёсток», руководимый Александром Костарёвым. Группа к этому времени существовала уже два года, большинство музыкантов учились на разных факультетах университета. Сам гитарист-виртуоз Костарёв, по прозвищу Фузз, был, по словам Александра Коротича, «единственным из настоящих хиппи-рокеров, какими их уродили 60-е». «Перекрёсток» ориентировался на Майлза Дэвиса, «King Crimson», «Mahavishnu Orchestra» и играл сложную музыку с многочисленными импровизациями. Меломаны относились к группе по-разному. Как говорил сам Костарёв, «чисто джазовые люди воспринимали нас как панк, а те, кто понормальнее, хорошо воспринимали». Заведующий эстрадным отделением Валерий Куцанов отзывался о «Перекрёстке», как о «фанатиках, работающих ради музыки, а не средств», и особо выделял их барабанщика Породеева и скрипача Крутова.
Через несколько лет Александр Костарёв уедет в Москву, получит музыкально-педагогическое образование, будет записывать в студии рэперов. Создаст свой джазовый ансамбль «Kostarev Group», с которым в конце 2000-х выпустит концертный альбом «LivelnProg».
«Сонанс» и «Перекрёсток» работали примерно на одну публику и, естественно, ревновали друг друга к ней. На эту же поляну совершала свои первые набеги из родного закрытого Свердловска-44 группа «Отражение», тогда еще руководимая Александром Завадой. В истории свердловского рока начинают мелькать названия групп, прославивших его через несколько лет…
Между тем в «Сонансе» наметилось обострение творческих разногласий. Конфликт разгорался вокруг ключевого вопроса — играть ли прежнюю, сложно-синтетическую музыку или переходить к песенной форме, более доступной для понимания широких зрительских масс. Первую отстаивал Скрипкарь, а за вторую горой стоял Пантыкин. Сашу поддерживал новый человек в студии — администратор Евгений Димов. Столкнувшись несколько раз с большими проблемами при попытках «продать» публике получасовые сонансовские композиции, он тоже горячо поддерживал необходимость перехода к «рокешнику». Под угрозой раскола «Сонанс» решился на эксперимент.
Результатом этого опыта стал первый в Свердловске магнитофонный альбом «Шагреневая кожа». Эта тридцатиминутная запись имела неожиданный для коллектива результат: с одной стороны, она убедила всех музыкантов в преимуществах короткой песенной формы, с другой — вновь обострила споры. Автором музыкальной концепции «Кожи» был Андрей Балашов, но три из пяти песен альбома принадлежали Пантыкину. Для него не составило большого труда их сочинение, но он чувствовал себя неуютно в рамках чужой концепции. Однако почти всему остальному «Сонансу» легли на душу именно балашовские идеи, а то, что предлагал Пантыкин, было, по внутристудийному термину, «не в концепте». Александр, не выдержавший удушения собственных идей, 20 сентября решил покинуть «Сонанс»: «Балашов был тогда свернут на Гэри Ньюмане, и из его материалов гэриньюманщина прямо-таки перла. Эта вторичность меня категорически не устраивала. И вот тут мы разошлись. Я не мог писать вторичную музыку».
Общие дела еще связывали бывших одногруппников. В конце октября Пантыкин и Димов наведались в Москву, где впервые увидели на сцене своих ленинградских коллег «Аквариум» и Майка Науменко (им не очень понравилось) и познакомили с «Шагреневой кожей» Артемия Троицкого (ему понравилось очень). Он несколько раз переслушал пленку, не понимая, что произошло с группой, прежнюю музыку которой он считал «мрачной, смурной, хотя и талантливой». Характерно, что в тот момент уральцы не считали свою запись альбомом и не делали ничего для ее распространения. Троицкому дали ее послушать, только чтобы он продвинул их на какой-нибудь фестиваль, а гостившему у Артемия «Аквариуму» в просьбе переписать «Шагреневую кожу» для себя было наотрез отказано.