В рамках этих представлений воздействие теплой ванны вызывает лишь расстройство тела и органов, которые словно охвачены водой. Купание в теплой воде — в первую очередь смягчающая процедура: оно не столько укрепляет ткани, сколько лишает их восприимчивости; не чистит тело, но размягчает его. Симон де Метц предостерегает от «опасностей», которые таит в себе «юношеская гигиена», и обвиняет теплую ванну в том, что она «постепенно ослабляет молодого человека, а точнее, делает его более впечатлительным»[691]
. Отсюда возникает стремление ограничить принятие теплой ванны, изначально задуманной для телесной чистоты: «Принимать ее стоит не более раза в месяц»[692]. Этим же объясняется волнение Бальзака. Несколько недель он упорно работал над «Чиновниками» в доме графини Гвидобони–Висконти, где, как отшельник, был отрезан от мира, не мылся и не брился. Этот эпизод, быть может, и не заслуживал бы интереса, если бы не слова Бальзака о возвращении к «нормальной» жизни: «Закончив письмо, я не без страха приму первую ванну, так как боюсь реакции после такого крайнего напряжения сил, а ведь мне нужно приниматься за „Цезаря Бирото”, который стал предметом шуток из–за постоянных моих оттяжек»[693]. Слова Бальзака тем более впечатляют, что автор «Человеческой комедии» с глубоким трепетом относился к купанию: в 1828 году он приказал устроить в своей квартире на улице Кассини рядом со спальней ванную комнату, отделанную белым гипсом[694]. Ему, как и другим, немногим его современникам, удалось включить ванну в личное пространство, однако пользоваться ею регулярно, и уж тем более ежедневно он не решался.Вода остается плохо изученной средой, способной расшатать организм, нарушить его функционирование. Вода раздражает, а горячая еще и ослабляет, незаметно сковывая все части тела. Сочетание двух образов — тела и жидкости оживляет беспокойство по поводу ванны как явления неестественного, и потому ее не используют. Тело состоит из волокон, чувствительных к влиянию среды, климата, потоков воздуха и воды. Вода обладает проницающей силой, коварной и агрессивной, способной воздействовать на тело и изменять его. В начале XIX века к этим образам обращаются гигиенисты: «У людей, принимающих ванну исключительно из прихоти, органы, которые должны быть крепкими, расслабляются и теряют тонус»[695]
. Влажность и слабость продолжают ассоциироваться друг с другом. Они внушают ужас, так как проникают в сердцевину тела и меняют самую его суть: «Слишком частый прием ванны, особенно горячей, подвергает тело раздражению»[696].В течение большой части XIX века сопротивление новой практике подспудно укрепляется заботой о целомудрии. Страх, что горячая вода «пробудит сексуальное желание»[697]
. Страх уединения, которое предоставляет ванная комната. Некоторых медиков мучают сомнения: ванна опасна тем, что порождает «дурные» мысли; она может развратить: «Купание — это аморальная практика. [Мы пришли] к неприятным открытиям, указывающим на то, что пребывание в ванне в течение часа наносит вред нравственности»[698]. Главной зоной риска считаются общежития: слишком большая свобода может сбить учеников с пути нравственности. Мягкость и уединение пробуждают «зло», которое авторы этих текстов даже стараются не называть: «Когда ученик один в ванной, за ним никто не следит… Находясь один, он помышляет о дурном. Он возбуждается под влиянием горячей воды. Горячие ванны в коллеже полезны только для больных, которых ни на секунду не оставляют без присмотра»[699]. Зато летнее плавание выполняло в школах функцию общего купания. К середине века учеников коллежей в июне и июле уже нередко отвозят на спортивные базы, располагавшиеся на берегах Сены. Показательно, что издание Le Journal des enfants использует эту тему в воспитательных целях: «По четвергам, если стоит хорошая погода, учитель вывозит нас на холодные купания»[700].Купание в Сене, способствующее физической закалке, постепенно противопоставляется принятию ванны в частном пространстве, расслабляющей и изнуряющей. Эта разница была столь значительна, что иногда рассматривалась как цивилизационный фактор. Некоторые утверждали, что поражения римлян отчасти связаны с тем, что те привыкли нежиться в своих термах: «В период довольства и неги в Римской империи горячая баня, которой свойственно размягчать животные волокна и приятно расслаблять органические ткани, в полной мере служила переустройству организма»[701]
. Иными словами, теплая вода влияет не только на отдельных людей и их силу, но и на судьбы народов. Не предполагали ли некоторые проекты начала XIX века строительство «холодных купален» на Сене с целью полного обновления «слабой конституции наших парижан»[702]?