История тела. Том 2: От Великой французской революции до Первой мировой войны

Высказанные выше замечания помогают объяснить, почему еще на заре XVIII века «уединенный порок» стал вызывать такую обеспокоенность. Мишель Фуко не совсем справедливо связывает мастурбацию с другими темами, в комплексе сформировавшими целый поток, постепенно превратившийся в дискурс вокруг сексуальности. На самом деле изобличение «самоудовлетворения» почти на целый век опережает бурное обсуждение явлений, упомянутых философом[332]

. Еще в 1707 или 1708 году появляется анонимное издание — «Онания, или Чудовищный грех самозапятнания» (Onania, or The Heinous Sin of Self–Pollution). Добавим, что борьба с грехом Онана вытекает не только из представлений о необходимости беречь семя. Как иначе объяснить, что она с тем же пылом велась в отношении мастурбационных практик среди мальчиков и девочек, не достигших полового созревания? Напомним основные положения этого спора. Тридентское богословие в течение многих веков воевало с истомой, а именно со смакованием телесного наслаждения, которому предается человек, со всеми примыкающими к нему особенностями и разновидностями стимуляции воображения. Постепенно прерванный половой акт и произвольная задержка семяизвержения стали главными грехами, в которых полагалось исповедоваться. В представлениях теологов зло заключалось не столько в акте как таковом, сколько в порочности и «греховности мысли», потворстве плоти, в гармонии телесных и душевных порывов, ведущей к оргазму. Впрочем, кампания против задержки семяизвержения постепенно стала превосходить по силе нападки на delectatio[333]

, а теологи уже связывали истому с содомией и скотоложством и повсеместно осуждали противоестественность таких практик. В классической медицинской литературе на эту тему писали мало.

В 1760 году выходит труд швейцарского медика Самюэля Огюста Тиссо, в котором он резко критикует «уединенный порок», настаивая на его срамном характере: мастурбация становится объектом фобии и помешательства, отныне ее четко отделяют от прерванного полового акта. Иными словами, медицина изобрела себе собственный грех, а также составила перечень положенных за него наказаний. Медики пустились в настоящие нравоучения, имеющие целью одновременно изобличить его риски и напугать людей.

В логике экономии семени, о которой уже упоминалось выше, мастурбация считается более опасной, чем половой акт, хотя на первый взгляд оба варианта эякуляции физиологически равноценны. Однако в случае с онанизмом выделение является результатом не естественных причин, а работы воображения. Поэтому такая потеря семени ничем не оправдана, она утомляет клетки мозга, нарушает гуморальный порядок и баланс нервной энергии. Частота конвульсий, вызванных ничем не ограниченной работой мозга, чревата самыми страшными опасностями. А. П. Бюшан еще в 1818 году подчеркивал, что основная угроза исходит от отсутствия объекта. Интенсивное воображение требует усилий, которые приносят наслаждение, но не удовлетворенность. Общество не может препятствовать получению этого наслаждения, которое есть не что иное, как химера, иллюзия, и носит искусственный характер. Оно подобно механизму без кормила, вносящему раздор между духом и телом. В отсутствие партнера упорное достижение удовольствия ничем не умеряется, осуществляется наедине с самим собой, бесшумно, втайне ото всех. Сексуальный акт, таким образом, утрачивает свою социальную ценность. В некотором смысле «уединенный грех» похож на чтение книги.

Последнее, впрочем, тоже может вызывать соматические расстройства, что отмечалось в случае с читателями «Новой Элоизы». «Онанизм» Тиссо по большей части выдержан в эпистолярной форме и построен по модели эротического романа, отсюда и параллель с обвинительным дискурсом, направленным против читателя, скрыто подозреваемого в мастурбации. В конечном счете, онанизм — болезнь, привнесенная цивилизацией, последствие возбуждения духа в мире, где господствует искусственность. Ущерб, наносимый нервной системе, объясняет потерю памяти, а порой паралич и конвульсии. Иными словами, осуждение «уединенного греха» привязывается также к воображению, цивилизации и литературе.