Развернувшись, я направился через зал в другой коридор: оставалась еще надежда, что просто ошибся лестницей. С одной стороны оказался тупик, я побежал в противоположную, в конце коридора повернул за угол, а затем проскочил еще один поворот и снова уперся тупик. Тьма вокруг только сгущалась, начинал медленно гаснуть свет настенных бра, а окон нигде не было видно. Я ошарашенно отступил назад, совершенно не понимая, что творилось в этом чертовом доме. Стал ломиться в ближайшую комнату, но дверь не поддалась, она даже удар ногой выдержала, что меня особенно сильно поразило! Не мог же я настолько ослабнуть от потери небольшого количества крови?
Я снова побежал, по пути пытаясь открыть и другие комнаты, но все так же безуспешно. Добравшись до конца коридора, я повернул за угол и застыл на месте, чуть не столкнувшись с Валентайном. В полумраке его глаза сверкали странным огоньком: я видел его зверскую ухмылку и огромные клыки.
— Время вышло, — довольно прошипел он.
Мгновенно оказавшись прижатым к стене, я начал сопротивляться и кричать, но Эдвард только сильнее вцепился в меня, вгрызаясь в горло. Слова оборвались, превращаясь в беспомощные хрипы. Струйки крови из разорванных ран побежали по шее к ключицам, стала промокать рубашка. От боли начало темнеть перед глазами, а ноги предательски подкашивались. Из последних сил я попытался уцепиться за что-нибудь руками, но пришлось сжать в ладонях ткань пиджака Эдварда.
— Ты — мой, — прошептал Валентайн на ухо, оторвавшись от раны на шее. — Ты принадлежишь только мне. Все в тебе мое: глаза, нос, губы, волосы, кожа, руки, ноги и пальцы, даже волоски на твоем теле. Все это… Я хочу, чтобы ты запомнил каждой клеточкой своего тела, что я твой Хозяин.
— Отвали…
Эдвард весело хмыкнул в ответ и снова укусил с особой жестокостью, мне стоило огромных усилий не заорать. Мир перевернулся вверх ногами, я начал задыхаться.
— Все в тебе принадлежит мне… — слышал я шепот, как сквозь стену, не мог пошевелиться, а перед глазами плыло темное марево.
Шуршала ткань, холодные пальцы скользили по телу, забираясь под одежду. Острые ногти царапали кожу, оставляя неглубокие болезненные борозды. Кто-то тянул меня за волосы, принуждая отклонить голову, и снова боль обжигала шею. Я даже не мог понять, стою я или уже лежу, все вертелось вокруг, а кровавая картинка менялась, как в калейдоскопе. Сквозь мрак я мог едва разглядеть только сверкающие от удовольствия глаза Валентайна.
— Ты принадлежишь мне… Ты только мой…
Он повторял те же слова снова и снова, оставляя на моем теле болезненные укусы, и кожа пылала огнем. Глубокие вдохи звучали неожиданно громко, почти возле самого уха. Его руки заскользили по моей коже, задевая свежие раны, размазывая кровь. Страшная боль, проходя через все тело вдоль позвоночника, заставила выгибаться дугой. Нестерпимо. Казалось, невозможно выдержать. Я кричал громко, до хрипоты срывая горло, а в ответ получал только смешки, частое дыхание с полустоном от удовольствия и новые укусы на шее, ключицах, плечах, руках. Собственное сердцебиение пульсировало в голове…
— Нет! Нет, хватит, прошу тебя! — в отчаянии хрипел я сорванным голосом, но все оказалось бесполезным. Я пытался вырваться, хватался руками за скользкую ткань, сминая ее в пальцах, но Хозяин снова возвращал меня на место.
— Ты весь мой, полностью… — в очередной раз повторил Валентайн и схватил за волосы.
Новый жесткий рывок, и внезапная резкая боль пронзила тело, заставляя захлебываться от крика. Казалось, он разрывает меня на части.
*
Когда я открыл глаза, вокруг было очень темно, пахло кровью, табаком и Эдвардом, все вокруг пропиталось запахом его кожи, даже я сам. Еще не до конца осознавая, что произошло, я попытался встать, но слабость снова прибила к постели, а ощущение боли становилось все ярче. Но, переборов усталость, получилось сесть на край кровати. Простыни неприятно липли к обнаженному телу от влаги, от моей собственной крови.
Превозмогая боль, я поднялся на ноги и добрел до двери, за которой, как и ожидалось, оказалась ванная. Забравшись под душ, я включил воду и в полумраке наблюдал, как черная вода стекала в канализацию. Если бы боль можно было так же просто смыть, смыть воспоминания, смыть позор…
Упав на дно ванной на колени, я задыхался, а потом приступ тошноты заставил изогнуться, и вырвало темными сгустками запекшейся крови. Трясло в паническом приступе, не хватало воздуха, стало слишком противно в собственном теле, над которым так безжалостно надругался Валентайн. Ему оказалось мало отобрать мою свободу, он хотел сломать меня полностью, растоптать и унизить, и для этого выбрал самый действенный способ: воспользовавшись своим превосходством в силе и контролем, он изнасиловал меня.