Передо мной возвышается парадная дверь дома Ройстеров, перед которой белеет пара ионийских колонн, поддерживающих белоснежную крышу крыльца. По бокам от двери стоят чугунные светильники – в старину такие вешали на стены замков. Огонь в них мерцает величественно и яростно. Я представляю, как перебираюсь через ров к воротам замка, защищенным стальными кольями. Из окон верхних этажей доносятся жалобное пение скрипок и вторящие им вздохи виолончелей. Крепость Судьбы встречает меня под аккомпанемент Трио-сонаты ре-минор Вивальди.
Я поднимаюсь по ступенькам в новом фраке, когда-то купленном у шарлоттвилльского торговца, чтобы впечатлить Эльмиру. Кстати, счет за эти покупки был в итоге выслан отцу, но мне совершенно плевать, вызвало ли это его недовольство. Фалды моего ярко-синего фрака легко бьют меня сзади по коленям, а золотистые пуговицы поблескивают в свете фонарей. Мой костюм дополняет новенький жилет из черного бархата, светло-коричневые брюки и черный, как ночь, шейный платок, который я с превеликим старанием повязал на шее. Я разодет, как принц – в таком не сразу разглядишь должника! – и молю небеса о том, чтобы о моей нищете здесь так никто и не прознал.
Артур, швейцар Ройстеров, распахивает передо мной двери и приглашает в дом, и я поднимаюсь по лестнице из розового дерева в бальную залу. Посреди лестницы, на небесно-голубой стене висит зеркало в шесть футов высотой. Мое отражение сполна выдает все мои волнения, сомнения, страхи, превратившие мои фиолетовые глаза в черные омуты.
В бальной зале представители местной аристократии мило беседуют и попивают вино. Никто из них не задыхается под тяжелым долговым бременем, ломающим хребты и души.
Во всяком случае, так мне кажется.
Никому из них не доводилось после тайной помолвки мучительные месяцы ждать хотя бы одного ласкового слова от своей возлюбленной.
В этой зале, как и в «Молдавии», зеркала поблескивают со всех стен, создавая иллюзию, будто комната наполнена сотнями аристократов.
И в зеркалах, несмотря на нарядность моего фрака, я кажусь мрачным и страшным вороном, по ошибке затесавшимся в эту пеструю толпу.
И тут я вижу ее –
Она оживленно беседует с подружками у столика, уставленного золотистыми пирожными и бокалами с розовым пуншем. Милая моя Эльмира в восхитительном платье из темно-синего атласа, украшенном серебристыми ленточками! Цвет ее наряда напоминает мне скованную льдом реку, по которой так здорово кататься на коньках в безоблачные сумерки! Ей теперь шестнадцать, почти семнадцать – и она уже куда больше похожа на женщину, чем на девочку. Время сделало ее только краше, но глаза – небесно-голубые глаза, которые я так хорошо знаю и люблю, – остались прежними. При виде Эльмиры голова у меня идет кругом, а отчаяние, разъедающее душу из-за того, что она так ни разу мне и не написала, испаряется без следа.
Я решительно направляюсь к ней, жалея, что у меня нет букета алых роз. Сердце колотится в такт рваному ритму скрипок – такое чувство, будто Вивальди сочинил эту мелодию специально для того, чтобы юный студент, вернувшийся из обители знаний, мог пересечь под нее просторную комнату и воссоединиться со своей прекрасной возлюбленной.
– Эльмира! – зову я. Голос едва меня слушается.
Она оборачивается, и глаза ее удивленно округляются.
– Эдди! Что вы здесь делаете?!
– Я только вернулся из Шарлоттсвилля. И узнал, что у вас намечается званый вечер…
– Лучше уходите…
Внутри у меня всё обрывается.
– Но почему?!
Подружки, окружившие было Эльмиру, поспешно расходятся кто куда, будто бы спасаясь от грядущей бури – хотя, возможно, это только кажется.
– Что случилось? – спрашиваю я, взволнованно теребя шейный платок. – Почему все разбежались? Вы бы знали, Эльмира, какая это мука – жить вдали от вас… Вы, кажется, совсем не рады меня видеть… Но почему?!
– Эдди, – Эльмира кладет руку себе на шею, на глазах у нее выступают слезы. – Почему вы мне не писали из Шарлоттсвилля?
– Как это не писал?! – изумленно переспрашиваю я. – О чем вы?! Я писал вам каждый месяц, а порой и чаще. Неужели вы не получали моих писем?
– Нет.
– Тогда почему не попытались написать мне сами?
– Я пыталась, – смахивая слезы, отвечает она. – Я писала вам, и очень часто.
– Но… я не получил от вас ни одного письма… Я… – Повернувшись на каблуках, я пытаюсь найти в толпе ее отца. Ее подлого отца, для которого происхождение – важнее всего на свете.
– Эдгар, – зовет Эльмира и кладет руку мне на плечо. – Думаю, вам лучше уйти. Скоро начнутся танцы, и…
– Ваш отец не мог перехватить письма?
Она качает головой. Губы у нее дрожат.
– Не знаю…
Наконец я замечаю мистера Ройстера. Он пьет с семейством Маршаллов неподалеку от музыкантов.
– Ах вот он, чертяка. Думаю, пришло время официально заявить о нашей помолвке.