Французское общество и французская литература казались идеальной моделью испанским сторонникам культурной реформы. Им противостояли защитники традиционных литературных форм. Было бы, однако, неверно и прямолинейно на этом основании отождествить сторонников национальной художественной традиции с лагерем феодальной и католической реакции. Отношения между реформаторами («офранцуженными», как их станут впоследствии называть) и традиционалистами были сложнее. Тут надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, Филипп V, первый король Бурбонской династии, взойдя на испанский престол, открыто демонстрировал презрение к испанцам и всему испанскому. В моде были французский язык, французский покрой платья, французские обычаи. Неудивительно, что это вызвало повальное «офранцуживание» в самых пошлых формах, на имеющих ничего общего с устремлениями передовых мыслителей того времени. Различие между этими двумя совершенно неоднозначными тяготениями к французской культуре не всегда достаточно осознавалось. Поэтому сатирические выпады против «офранцуженных» и, как следствие этого, защиту истинно испанских, традиционных форм быта и художественного творчества можно встретить и у писателей, критически относившихся к общественному строю. Для них рабское подражание иностранному свидетельствовало как раз о вырождении и паразитизме правящего класса. Второе обстоятельство, уже эстетического порядка, состояло в том, что в Испании продолжала существовать замечательная фольклорная культура. Литературная традиция была с ней неразрывно связана. Народ прекрасно чувствовал и осознавал эту связь, недаром, например, пьесы драматургов Золотого века стойко сохраняли популярность среди зрителей в течение всего XVIII столетия. Писатели, обращавшиеся к народной жизни, естественным образом искали опору в традиции, накопившей богатый опыт изображения своеобразных форм народного быта. Самые ясные умы среди реформаторов второй половины века понимали это и искали способы сочетать новаторство, ориентированное на европейские образцы, и национальную традицию. Но в то время требования литературной реформы еще не вышли за пределы теоретической сферы. Художественное творчество еще всецело подчинялось эстетическим принципам предыдущего века, принципа барокко.
Во время войны за испанское наследство циркулировали многочисленные сатирические песни, романсы, куплеты, диалоги. Особенно известны были желчные сатиры падре Бутрона, направленные против французской партии. Как сатирическая, так и лирическая поэзия первых десятилетий века оставалась в русле поэзии XVII в. с ее двумя, часто скрещивающимися течениями: культеранизмом и консептизмом. Эпигонское повторение поэтических формул и фигур, когда-то открытых Гонгорой, Кальдероном и другими великими поэтами прошлого века, было заклеймено впоследствии ревнителями литературной реформы как проявление «дурного вкуса». Испанский театр в это время был заполнен бездарными подражаниями комедиям плаща и шпаги или кальдероновским ауто.
ПОЗДНЕЕ БАРОККО. ТОРРЕС ВИЛЬЯРРОЭЛЬ, ХОСЕ ФРАНСИСКО ДЕ ИСЛА
Искусство барокко все же выдвинуло в середине XVIII в. видного писателя, по произведениям которого мы можем представить себе материальный и духовный облик той эпохи. Диего де Торрес Вильярроэль (1693—1770) был одним из самых ярких, оригинальных и знаменитых людей своего времени. Правда, славой своей он обязан не столько художественным произведениям, сколько астрологическим предсказаниям, регулярно публиковавшимся им под именем «Великий оракул из Саламанки». В его биографии причудливо переплелись две жизни, прожитые как бы двумя разными людьми: искателем приключений и ученым, влюбленным в математику и астрономию. Конечно, знания Торреса были ограничены узкими рамками испанской науки того времени, поэтому его многочисленные научно-популярные сочинения — по медицине, астрономии, философии — не представляют большой ценности (не говоря уже об астрологии). Он, впрочем, это понимал — тема научной отсталости, невежества, обскурантизма, окружавших в Испании человека с умом и жаждой знания, проходит через все его произведения.