История знаменитых цитат

19 сентября 1870 года, в ходе франко-прусской войны, немцы осадили Париж. Решено было взять город измором, так что осада затянулась на четыре месяца с лишним. Телеграммы генерала Теофила фон Подбельски из штаб-квартиры германской армии нередко заканчивались или начинались словами: «Под Парижем без перемен» («Vor Paris nichts Neues», букв. «Под Парижем – ничего нового»).

Подобные обороты встречались и в Первую мировую войну. Так, 30 ноября 1914 года военное командование сообщало: «На Западном фронте не произошло ничего нового» («Von der Westfront ist nicht Neues zu melden»). Отсюда появилось заглавие романа Ремарка «На Западном фронте без перемен» («Im Westen nichts Neues», 1929).

В 1966 году на советские экраны вышел фильм «Волшебная лампа Аладдина» (режиссер Борис Рыцарев, сценарий Виктора Витковича и Григория Ягдфельда). Постоянным рефреном фильма стала фраза «В Багдаде все спокойно». Один из персонажей спрашивает:

– Знаешь, почему я прожил восемьдесят пять лет? Потому что все время говорил: «В Багдаде все спокойно!»

А заканчивался фильм усыпляющей мантрой:

В Багдаде все спокойно.

В Багдаде все спокойно,спокойно, спокойно,В Багдаде все спокойно,спокойно, спокойно…

Ныне эта фраза по популярности превосходит классическое «На Шипке все спокойно».

Нам нечего бояться, кроме самого страха

4 марта 1933 года в должность президента США вступил Франклин Делано Рузвельт. Шел четвертый год Великой депрессии, которая в коллективной памяти американцев осталась как самая тяжелая травма. Национальный доход сократился почти на треть, почти половина банков обанкротилась, число безработных приближалось к 15 миллионам, доходы фермеров сократились вдвое из-за обвала цен на сельхозпродукты.

В речи при вступлении в должность Рузвельт сказал:

– Единственное, чего мы должны страшиться, – это сам страх – безымянный, беспричинный, безосновательный ужас, который парализует усилия, необходимые для того, чтобы регресс превратить в прогресс.

Эти слова были сказаны при таких исключительных обстоятельствах, что формула: «Единственное, чего мы должны страшиться, – это сам страх» («The only thing we have to fear is fear itself») – навсегда связана с именем Франклина Рузвельта.

Однако она восходит к гораздо более раннему времени.

Незадолго до инаугурации Рузвельту подарили сборник произведений Генри Дейвида Торо (1817–1862), и эта книга находилась в его гостиничном номере, когда он писал свою речь. Среди прочего, здесь содержалась запись в дневнике Торо от 7 сентября 1851 года: «Чего следует страшиться больше всего – так это страха».

Уильям Уокер Аткинсон, приверженец т. н. «Нового мышления» – течения, близкого к оккультизму, в книге «Вибрации мысли» (1908) писал: «Помните, что единственное, чего следует страшиться, – это Страх…» 11 лет спустя он повторил эту мысль в трактате «Мощь концентрации» (1918), на сей раз сославшись на некоего «моралиста».

В 1917 году эта фраза уже проникла в область рекламы. В номере «The Washington Post» от 4 июля фирма музыкальных инструментов «Эдвард Друп и сыновья» поместила текст в духе «позитивной мотивации» под огромным заголовком:

Единственное, чего следует страшиться, – это страх.

В 1886 году вышла из печати книга Филипа Генри Стенхоупа «Заметки о беседах с герцогом Веллингтоном». В записи от 3 ноября 1831 года приводились слова этого знаменитого полководца: «Единственное, чего я боюсь, – это страх».

«Нет ничего ужаснее, чем сам страх», – писал Фрэнсис Бэкон в трактате «О достоинстве и приумножении наук» (1623).

Близкое высказывание можно найти в «Опытах» Мишеля Монтеня, I, 18 (1580).

Англоязычные авторы, выяснявшие происхождение этой формулы, не идут дальше XVI века. Между тем появилась она в Древнем Риме. Сенека писал:

…Отдели смятение от его причины, смотри на само дело – и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха (nihil esse (…) terribile nisi ipsum timorem).

(«Письма к Луцилию», 24; перевод С. Ошерова)

Возможно, Сенека и был тем моралистом, на которого ссылался Уильям Уокер Аткинсон.

Нам нужны советские Гоголи и Щедрины

5 октября 1952 года Георгий Маленков выступил с отчетным докладом ЦК перед XIX съездом ВКП(б). Маленков числился среди возможных наследников Сталина, а после смерти Иосифа Виссарионовича заменил его на посту председателя Совмина. Довольно неожиданно он затронул вопрос о сатире: