Сумрачная окраска «праздника жизни» идет от французской поэзии, откуда попало к нам это выражение. По-французски оно звучит «banquet de la vie», т. е. «пир жизни». Выражение это ввел Никола Жильбер в «Оде, написанной в подражание многим псалмам»:
Обычно считается, что ода была написана за несколько дней до смерти поэта, не дожившего до 30 лет; отсюда ее второе название: «Прощание с жизнью». На самом деле ода была опубликована в «Парижской газете» («Journal de Paris») 17 октября 1780 года, а месяц спустя, 16 ноября, Жильбер в припадке безумия проглотил довольно большой ключ, задохнулся и умер.
Но и у Жильбера был предшественник – древнеримский поэт Лукреций. «Гость на жизненном пиру» (vitae conviva) появляется в его поэме «О природе вещей». Причем у Лукреция «пир жизни» тоже связан с рассуждениями о смерти, более того – о самоубийстве:
Философское оправдание суицида было обычным не только у римских стоиков, но также эпикурейцев, к которым принадлежал Лукреций.
С фразой Остапа перекликается еще одно, уже не стихотворное изречение. У Герцена читаем: «Не все приглашены природой на пир жизни» («Письма из Франции и Италии. 1847–1852»). В другом месте Герцен указывает автора этой мысли: «…неприглашенные на пир жизни, о которых говорит Мальтюс [т. е. Мальтус]» («С того берега», 1858).
Томас Роберт Мальтус, английский экономист, знаменит прежде всего своим «Опытом закона о народонаселении» (1798), в котором сформулирован т. н. «закон Мальтуса»: «Население возрастает в геометрической прогрессии, а средства пропитания – только в арифметической». Во II издании «Опыта…» (1803) появилась еще одна броская сентенция:
Человек, явившийся в уже занятый мир, если родители не могут его прокормить и если обществу не нужен его труд, не имеет права требовать для себя даже крох пропитания, ибо он совершенно лишний на этом свете. На великом пиршестве Природы для него нет прибора.
(Здесь, кстати сказать, употреблено слово feast, первое значение которого «праздник», и лишь затем – «пир», «пиршество».)
Это высказывание получило скандальную известность, и в следующих изданиях книги автор его снял. Но именно оно, наряду с «законом Мальтуса», цитируется чаще всего, – например, у Салтыкова-Щедрина: «…он фаталистически поставлен был в положение человека, которому нет места на жизненном пире» («Дневник провинциала в Петербурге», 1873).
Тот же образ встречаем у поэта Лиодора Пальмина:
Для гуляющих по «Цветнику» Остапа и Кисы «не нашлось прибора» на пиршестве жизни. И сверху взирает на них не только тоскующий Лермонтов, но и безжалостный Мальтус.
Мыслю, следовательно, существую
Знаменитое «Cogito, ergo sum» появилось в латинском издании «Рассуждения о методе» (1641) – главного философского трактата Рене Декарта:
…В это самое время, когда я склонялся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина «Я мыслю, следовательно, я существую» столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии.
Во французском издании (1637) эта мысль изложена на родном языке ученого: «Je pense, donc je suis».
Тезис «Мыслю, следовательно, существую» стал лозунгом рационалистической философии XVII–XVIII веков.