Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь

 В конце концов, судьба друга пролила для Земмельвейса свет на происходящее. Вещество, приносящее смерть, должно было быть в трупах.

Земмельвейс не мог догадаться, что это живые микроорганизмы; только более мощные микроскопы следующего поколения исследователей смогут раскрыть разнообразие жизни, скрытой от невооруженного глаза. Для Земмельвейса это была лишь разложившаяся материя или трупные останки. Но теперь он ясно осознавал роковой путь, который прокладывали эти вещества. Они могли случайно проникнуть из трупа в порез на коже, как это случилось с несчастным Коллечкой. И они же попадали на руки людей, работавших с трупами, на руки врачей и студентов-медиков, сразу после вскрытия идущих в родильные залы и этими же руками обследовавших нижнюю часть живота беременных и недавно родивших женщин. Должно быть, это осознание оказало разрушительное воздействие на Земмельвейса: он и другие медики, которые должны были приносить помощь и облегчение женщинам, были гонцами смерти, в том числе новорожденных: если младенец умирал одновременно с матерью, во время вскрытия в его теле также обнаруживалось гнойное генерализованное воспаление множества органов.

Земмельвейс рассказал Кляйну о своем наблюдении и единственном логичном следствии: руки следовало очищать от разложившихся веществ, смертельных частиц не только перед обследованием рожениц, но и перед входом в больничные палаты. Несмотря на напряженные отношения начальника и его ассистента, а также отсутствие интереса Кляйна к послеродовой лихорадке, тот согласился с Земмельвейсом и даже стал придерживаться сформулированных им правил. И мыть руки.

Земмельвейс, вероятно, в то время не слышал о Роберте Коллинзе. Ирландский врач заведовал больницей «Ротонда» в Дублине, демонстрировавшей непомерно высокий уровень материнской смертности, когда он только приступил к работе. Вскоре после вступления в должность в 1829 году Коллинз предпринял радикальные меры: он велел вымыть больницу и пустил хлор в здание, двери и окна которого оставались запертыми в течение 48 часов. На стены и полы была нанесена хлорированная известковая паста, а все деревянные элементы протерли известковым раствором. Постельное белье и другие вещи подвергали воздействию сухого жара в печи. В течение следующих пяти лет послеродовая лихорадка стала незнакомым сочетанием слов в больнице «Ротонда», и Коллинз с удовлетворением оглядывался назад: «До завершения моей карьеры главного врача в 1833 году ни одна пациентка не погибла из-за этой болезни, и это при 10 785 родах» [5].

Хлор, который, несмотря на свой резкий запах (а, возможно, и благодаря ему) считался средством очищающим и отбеливающим, можно было легко достать в форме раствора хлорной извести. Это стало оружием Земмельвейса в борьбе с материнской смертностью. С начала мая 1847 года такой раствор стоял в сосудах рядом с емкостью для мытья рук у входа в Первую акушерскую клинику, здесь же на видном месте висела табличка с распоряжением: «С сегодняшнего дня каждый врач или студент, приходящий из секционного зала, перед посещением залов акушерской клиники обязан тщательно вымыть руки с хлорированной водой в тазу у входа. Распоряжение обязательно к исполнению для всех. Без исключения. И. Ф. Земмельвейс» [6].

Земмельвейс зорко следил за соблюдением своего требования, устраивая резкий и громогласный выговор тем, кто считал это действо обременительным, лишь слегка смачивал руки хлорным раствором или вовсе пытался избежать процедуры. Любви со стороны коллег это нововведение ему не добавило. В Земмельвейсе и без того видели чужака (виной тому его речь), но теперь же из-за поведения за ним все сильнее закреплялся статус изгоя. Земмельвейса это мало волновало: данные и факты, статистика говорили на языке, понятном всем. В апреле 1847 года смертность от болезней и послеродовой лихорадки составляла невероятные 18,27 процента: каждая пятая женщина, родившая ребенка в первой клинике, платила за это своей жизнью. В мае, когда Земмельвейс ввел мытье рук, было отмечено понижение до 12,24 процента. Затем чудесным образом стала вырисовываться тенденция: 2,2 процента в июне, 1,2 процента в июле и 1,9 процента в августе – в летние месяцы, когда люди слабого телосложения (таковыми считались женщины) были особенно подвержены лихорадке. Впервые в Первой акушерской клинике умерло меньше женщин, чем во второй.

 Затем произошел сбой. В октябре умерли 11 из 12 пациенток одной больничной палаты – казалось, смерть переходила от одной кровати к другой.