После завершения обучения у Хардкасла Сноу еще три года работал с двумя другими хирургами на севере Англии. Однако он понял, что стать уважаемым доктором можно было только после основательной академической подготовки, и только в центре империи – Лондоне. Осенью 1836 года он отправился в путь. Любящий природу и обладавший весьма скромными средствами, Сноу выбрал в качестве способа передвижения не междугородный экипаж, а поход почти через всю Англию. После непродолжительного пребывания в Бате, где он навестил дядю, Сноу прибыл в Лондон в октябре и поступил в медицинскую школу, основанную известным шотландским анатомом Джоном Хантером. В следующем году он начал клиническое обучение в Вестминстерском госпитале. Несколькими годами ранее одного из здешних хирургов вызвал на дуэль коллега, однако тот вызов не принял; хирурга заменил отличавшийся чрезмерным рвением ассистент. Перестрелка прошла без последствий, однако она все же неплохо иллюстрирует атмосферу в больнице. Биограф Сноу Сандра Хемпел прокомментировала лихой образ жизни новых коллег Сноу: «Едва ли такая атмосфера могла понравиться серьезному молодому трезвеннику, чье представление об увлекательной жизни заключалось в марафонском заплыве через Тайн или долгом походе через Мур от Йоркшира. Но, несмотря на эти особенности, больница имела отличную репутацию, и возможность ознакомиться с ее отделениями в рамках обучения ценилась высоко» [6].
В мае 1838 года Сноу был принят в Королевскую коллегию хирургов и смог там обосноваться. Он открыл «практику» в 54-м доме на Фрит-стрит. Все шло хорошо, Сноу был полностью поглощен своей работой. Личной жизни у него практически не было; когда он не проводил время со своими пациентами, то размышлял о проблемах медицины или проводил исследования. Сфера его интересов включала также летучие газы и их влияние на функционирование легких; с эфиром он, наверное, тоже экспериментировал. Его жажда знаний была такой же ненасытной, как и амбициозность. Он поступил в Лондонский университет, где в 1843 году стал бакалавром. В следующем году он получил докторскую степень и теперь официально стал настоящим врачом, а не «всего лишь» хирургом. Принятие в Королевскую коллегию врачей в итоге положило начало блистательному взлету Джона Сноу.
Сноу также был одним из врачей, которых взбудоражила новость из Бостона, пришедшая в Лондон в декабре 1846 года. С этого момента все его мысли вращались вокруг эфира и способах использовать его наилучшим образом, без риска для пациентов. Вскоре после Рождества, 28 декабря, в понедельник утром, Сноу сидел с несколькими другими коллегами в лечебном кабинете своего друга, стоматолога Джеймса Робинсона, в его доме на Гауэр-стрит, который одновременно был и «практикой». Робинсон использовал сосуд, называемый ингалятором, куда помещались две пропитанные эфиром губки. Пациент, «молодой человек крепкого телосложения, около двадцати лет», вдохнул пары эфира через мундштук. Робинсон отметил: «Примерно после двух минут ингаляции пациент потерял сознание, и его зуб был удален. Когда он пришел в себя, пациента спросили, что он чувствовал. Тот ничего не смог вспомнить, даже удаление зуба. После операции его самочувствие было прекрасным» [7].
Он составил «Таблицу вычисления крепости паров эфира», которая появилась в журнале