Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь

Триумфальное развитие железной дороги в середине XIX века и восторженное отношение к новому общественному транспорту в США отразились и в названии системы помощи рабам. Дело не ограничивалось понятием «подземная железная дорога»: помощники местных организаций обозначались как «кондукторы» или «начальники станций», а крупные группы беженцев называли «поездами», которых к месту назначения – к «станциям» или «терминалам» – сопровождали добровольцы, «локомотивы».

К середине XIX века существование рабства, и прежде всего вопрос о том, будет ли оно иметь место на недавно заселенных территориях на Западе, стали доминирующими темами в политическом дискурсе США. Становившийся все более глубоким раскол в стране не могли перекрыть даже различные компромиссы, достигаемые в ходе длительных переговоров. Доминирующий класс на юге воспринимал демографическое развитие США только как угрозу. Их стремление экспортировать peculiar institution[101] на новые территории на западе было обусловлено надеждой на выживание их экономической и социальной системы, а также желанием сохранить власть в Вашингтоне. До сих пор им удавалось блокировать любые законодательные решения, нацеленные на борьбу с рабством. Не последнюю роль сыграл в этом деле и «Компромисс трех пятых». Разумеется, рабам не позволялось голосовать, но белые избиратели – которые в итоге оказывались рабовладельцами – пользовались правом голосовать за тех, кто не имел прав[102]

. Таким образом, влияние плантаторов в Конгрессе оказывалось непропорционально большим.

 А вот как обстояли дела в Белом доме: из 16 президентских выборов с 1788 по 1848 год на 12 победили рабовладельцы с Юга.

Теперь же их главенствующее положение оказалось под угрозой: во-первых, едва ли что-то можно было предпринять против растущего недовольства аболиционистов на Севере, взявших на себя обязательство упразднить рабство. Во-вторых, если Север будет демографически и экономически усиливаться в результате массовой иммиграции из Европы и растущей индустриализации, для Юга в долгосрочной перспективе это будет иметь фатальные последствия.

Ответ на вопрос, будут ли новые штаты на западе и юго-западе рабовладельческими или свободными, должен был определить будущее Юга и рабства. Теперь этот вопрос решался с помощью не только аргументов, но и огнестрельного оружия. Локальная гражданская война велась на территории Канзаса[103]

за несколько лет до Гражданской войны, охватившей целую нацию. Поселенцы с Юга бились против поселенцев с Севера; одну из самых ужасных боен учинил радикальный аболиционист Джон Браун в мае 1856 года у Потаватоми-Крик. Это был тот самый Джон Браун, который три года спустя со своими сыновьями и другими соратниками совершил набег на склад армии США в Харперс-Ферри, чтобы с захваченным оружием организовать восстание рабов. Замысел, пылающий сигнальный огонь надвигающегося конфликта, провалился: Браун был повешен и на Севере обрел славу мученика.

Так историк Юрген Остерхаммель описывает парадоксальную ситуацию в США в 1850-х годах: «Пара вопросов, в частности, осталась без ответа: как два абсолютно разных типа общества, рабовладельческий Юг и капиталистический Север, взявший за основу добровольный наемный труд, могли сосуществовать в одном и том же государстве? И второй вопрос: как должна была осуществляться интеграция новых штатов, чтобы не нарушить тщательно выверенный баланс конституции? Гражданская война, начавшаяся в 1861 году, не стала абсолютной неожиданностью. Сейчас, оглядываясь назад, можно сказать, что она оказалась гораздо более неизбежной, чем Первая мировая война» [2].