Юго-запад

Мазников пригляделся. Далеко слева, за развалинами домов, взлетела в небо осветительная ракета, и, когда она почти догорела, он наконец заметил, что мостовая кривой улочки, спускавшейся от королевского дворца к площади, словно шевелится.

Немцы ползли тихо, без выстрелов, прижимаясь к мокрому булыжнику и замирая при каждой вспышке ракет.

— Теперь вижу, — кивнул Виктор.

«Неужели решили прорываться? »

Он сел, сказал по ТПУ радисту:

— Каневский, доложи в штаб: противник предпринял попытку прорыва. Всем экипажам — к бою!

Арзуманян закрыл люк и включил внутреннее освещение.

— Осколочным! — скомандовал Мазников.

Неподалеку от «тридцатьчетверки», захлебываясь, заработал станковый пулемет. «Пехота начала», — понял Виктор, прилаживаясь к прицелу.

Улица, по которой ползли немцы, была уже озарена светом ракет, и па ее середине, вспыхивая, скрещивались трассы пулеметных очередей.

— Готов! — доложил Арзуманян.

— Огонь!

.... До самого рассвета в северо-западной части Буды, за Розовой горой, не смолкая, перекатывалась ружейно-автоматная и пулеметная стрельба. Огонь артиллерийских и минометных батарей, стоявших в будайских предместьях Обуда, Пипотмезе и Зуглигет, расшвырял обе немецкие колонны, пытавшиеся вырваться из города в леса дунайской излучины и пробиться к войскам 6-й немецкой армии. Остатки 9-го горнострелкового корпуса СС, немецких и венгерско-салашистских полков и дивизий стали уходить в подземелья Буды, закрепляться в районе королевского дворца, зданий государственного архива и бывшего министерства внутренних дел. Целые роты сдавались в плен и, прибывая под конвоем на сборные пункты, часами толпились около полевых кухонь.

К утру двенадцатого февраля батальон Бельского занял несколько новых кварталов и во второй половине дня получил маленькую передышку. Всех раненых отвезли в санчасть, пополнились боеприпасами, а часам к пяти приехал со своей кухней Никандров.

Взвод Авдошина занял небольшой двухэтажный особнячок. Как раз на стыке со вторым батальоном бригады. В доме не осталось ни одного целого стекла, и по комнатам вдоль и поперек гулял сырой сквозняк.

— А что, товарищ гвардии сержант, может, сегодня за Будапешт приказ будет? — сказал Бухалов, сидевший на полу спиной к стене и по-турецки поджав ноги. — Дело-то вроде к концу подходит. Как вы думаете?

— Похоже, что к концу.

— Дадут нам «Будапештских»?

— Должны.

— Это здорово будет! — Бухалов мечтательно ухмыльнулся, — Приеду я с войны обратно в свой Воронеж, спросят: где служил, Леонид Васильевич? В Н-ском гвардейском Будапештском механизированном корпусе! Это я понимаю!..

— Товарищ гвардии сержант! — позвал вдруг стоявший возле окна солдат. — Противник!..

— Где?

— Вон... перебегают.

Солдат приложился было к автомату.

— Погоди! — остановил его Авдошин, подходя к окну.

Действительно, в самом конце улицы мостовую один за другим перебежало несколько немецких солдат.

— В тыл, что ли, к нам хотят? — раздумывая, сам у себя спросил Авдошин. Потом обернулся к двери. — Гелашвили!

Отар Гелашвили, командовавший теперь бывшим авдошинским отделением, стремительно влетел в комнату:

— Я!

— Трех человек и — со мной!

— Есть!

Минут пять спустя Авдошин, Гелашвили, Бухалов и еще два солдата, пригибаясь и держа наготове автоматы, пробрались по пустынному садику наперерез обнаруженной группе противника.

Немцы по двое шли вдоль низенького садового заборчика, растянувшись в длинную унылую колонну. Их было человек сорок. Авдошин упал на снег и коротким жестом приказал остальным: «Ложись! »

— Покосим, а? Товарищ гвардии сержант! — прошептал подползший к нему Бухалов. — В один момент покосим.

— Отставить! Передай по цепи: как я поднимусь, дать очередь. Только повыше. Надо живьем взять.

— Есть!

Подождав немного, Авдошин оглянулся. Гелашвили рукой показал, что все в порядке, приказ понят.

Немецкие солдаты, ничего не подозревая, продолжали спокойно идти вдоль заборчика.

«Пора! » — сказал себе Авдошин, когда до них осталось метров сто. Он вскочил, и в ту же секунду за его спиной полоснули очередями четыре автомата. Немцы заметались, падая в мокрый снег.

— Хенде хох! — заорал помкомвзвода.

Он стоял между деревьев, как сказочный богатырь, широко расставив ноги и не сводя с немцев автомата. Один из немецких солдат, бросив винтовку, встал с поднятыми руками и отрывисто, задыхаясь, выкрикнул:

— Мы... идем... русска плен!..

На его почерневшем заросшем лице скользнуло что-то наподобие улыбки. Он оскалил желтые зубы и повторил:

— Мы идем русска плен... Кушать... Гитлер капут!

— Что, приспичило? — весело спросил Авдошин. — Поумнели?

Немец не понял его, пожал плечами, оглянулся на своих. Те, тоже побросав оружие, поднимались с земли, отряхивали грязные шинели. Подошли Гелашвили и Бухалов.

— Рады черти, что легко отделались! — кивнув на пленных, сказал помкомвзвода. — Эй, фриц! — крикнул он низенькому толстому солдату с опухшим лицом. — Собирай оружие!

— Was, wollen Sie?

— Волей-неволей, а поработать придется!

— Was?

— Ваффен! Ваффен! Оружие! Ферштеен? — Авдошин дернул немца за пояс. — Снимай и связывай!

Пленный радостно закивал:

— Bitte! Bitte!