Юлий Цезарь. В походах и битвах

Африканская война, начатая слишком поздно и веденная несвоевременно, при неблагоприятных обстоятельствах, была поэтому одною из самых трудных для Цезаря, и нужно было все превосходство его военных дарований, для того чтобы он вышел из нее победителем. Это очень верно объясняет Наполеон I в замечаниях своих об Александрийской войне. «Эта несчастная (как он справедливо называет ее) война дала 9 месяцев отсрочки партии Помпея, восстановила ее надежды и поставила ее в состояние выдержать еще несколько походов, что заставило Цезаря в следующем году совершить поход в Африке, а два года спустя – еще один в Испании. Этих двух походов, в которых ему потребны были его гений и его счастье, чтобы выйти из них победителем, не было бы, если бы после сражения при Фарсале он тотчас отправился на берега Африки и предупредил на них Катона и Сципиона, или, если уже, направляясь, как он это сделал, к Александрии, приказал бы следовать за собою 4 или 5 легионам, для перевозки которых имел достаточно судов. А если бы и не так, он мог бы без невыгоды для себя удовольствоваться видимою покорностью Птолемея и отсрочить на один год отмщение ему». Это совершенно верно и было главною причиною и несвоевременности, и трудности Африканской войны. Но не одна несчастная Александрийская война замедлила Африканскую, но и весь ряд войн и походов Цезаря со времени занятия им Италии. Противник его Помпей имел тогда главные свои силы в Греции и на востоке, а части сил – в Испании и Африке. Без сомнения, в воле Цезаря было обратиться сначала или в Грецию, или в Испанию, или в Африку.

По своим соображениям он обратился прежде всего в Испанию, хотя, казалось бы, лучше и прямее к цели следовало бы ему обратиться против Помпея в Грецию, и притом сухим путем, а не морем, какого мнения был и Наполеон I. Но действия в Испании, осада Массилии, дела в Риме и Италии и недостаток флота задержали его до конца 49 г., и он переправился морем в Эпир лишь с частью своей армии и, до соединения своего с Антонием и остальною частью своей армии, принужден был действовать наступательно-оборонительно против превосходных сил Помпея, в неблагоприятных для себя обстоятельствах, доколе движением в Фессалию и победой при Фарсале не успел наконец одолеть Помпея. Но все это снова задержало его на три четверти года, а потому он, преследуя Помпея с частью своих сил, очутился в Александрии, среди восставших против него в превосходных силах египтян, лишь с 5 т. войск и 10 военными судами, и против воли и ожидания был вовлечен в трудную и продолжительную войну, в которой снова принужден был действовать наступательно-оборонительно, доколе прибытие к нему подкреплении не позволило ему решить эту войну наступательными действиями и победой над Птолемеем, а затем 2 месяца, недостойным его образом, в бездействии проведенные в Александрии, поход из Египта чрез Сирию в Малую Азию против Фарнака, следование после того в Рим, устройство дел в нем снова задержали его от нанесения последнего удара Помпеевой партии в Африке, т. е. там, где его следовало бы нанести тотчас после сражения при Фарсале. А там-то именно, в течение 1 ¼ года от этого сражения до высадки Цезаря в Африке, партия Помпея успела усилиться и утвердиться точно так же, как перед тем Помпей в Греции, и, чтобы побороть ее, подлинно Цезарю потребны были и соразмерные с нею силы, и особенно все его искусство. А этого не было бы, если бы, по мнению Наполеона I, приведенному выше, Цезарь, победив Помпеевых легатов в Испании, а потом самого Помпея в Греции, тотчас отправился Африку и, легко победив в ней только одного Помпеева легата Вара, тремя годами ранее решил войну в свою пользу.

К чему же отнести то, что произошла совсем иное? К особенному ли стечению обстоятельств, т. е. к слепому случаю? Или к ошибкам Цезаря? Или к его искусству? Или наконец к его счастью? Но участия слепого случая в действиях такого великого полководца, как Цезарь, допустить невозможно; искусство и особенно счастье его были несомненны; но нельзя не уделить в этом и некоторой доли ошибок с его стороны, ибо, хотя он был и великий человек, но все-таки человек и, как человек, не мог быть и не был изъят от человеческой слабости творить ошибки. Он сам в своих записках и отчасти его безусловные восхвалители из числа его комментаторов либо умалчивают о его ошибках, хотя и, видимо, сознают их, либо всячески извиняют и оправдывают их. Но некоторые из его комментаторов, и в главе их Наполеон I, а также Гишар и нек. др., не скрывают, не извиняют и не оправдывают его вольных и невольных ошибок. И, в смысле исторической истины, справедливым кажется держаться благоразумной середины и, выставляя все действительно искусное, не скрывать и ощибочного. А в Африканской войне встречается и то, и другое едва ли не более, чем в предшествовавших войнах и походах Цезаря.