Юмористические рассказы об актёрах, о любви и глупости

Среди молодых актёров было два паренька из местного колледжа культуры и три девицы. По именам их мало кто знал, а трёх девиц за то, что они везде ходили вместе, словно привязанные, прозвали Змеем Горынычем. Вот и сейчас они сидели в пустой курилке на длинной скамье, будто воробьи на ветке, опасливо оглядываясь и перешёптываясь. Соня Подрезкина не курила, поэтому, когда она просунула голову в дверь курилки, в её нос ударил сильный и гадкий запах окурков. Она закашлялась и махнула молодым актрисам рукой, чтобы шли за ней. «Так, девочки, - уже в коридоре выдохнула Соня, - курить надо прекращать. Надо беречь связки, актрисе нужен хороший цвет лица, нужна белоснежная улыбка. Вот, - Соня дала каждой по леденцу, - сладкое помогает памяти и заменяет сигарету». Самая высокая из девиц со странным именем Викторина взглянула сверху на Сонечку, хмыкнула и, покачиваясь, пошла прочь. Следом за ней засеменили две остальные.

На следующий день перед спектаклем Соня Подрезкина поймала двух молодых актёров за кулисами, и стала долго и терпеливо им объяснять, как выходить на поклон перед публикой: как сохранить достоинство даже при поклоне, как смотреть в зал через полуприкрытые веки, чтобы казаться для зрителя неприступнее, кого из актёров пропускать на поклон первым, кого вторым, а кого третьим. Вспомнила, кому из заслуженных актрис отдавать цветы, если их ненароком подарили тебе, и как вызывать на «бис» главного режиссёра, даже если зрители в партере проспали весь спектакль. Сонечка настаивала, что это очень важная информация и, если они не будут знать её как дважды два, то их жизнь может превратиться в ад. Худощавый Альберт с яйцевидной головой поморщился и назвал это «дедовщиной и бредятиной», а упитанный очкарик Владик глупо улыбался мокрым ртом и причмокивал, будто ему рассказывали анекдот.

– Это театральные традиции, - отрезала Соня и нахмурила брови. - Они передавались веками - мы должны их хранить и приумножать!

Всю следующую неделю Сонечка развивала бурную шефскую деятельность, она как бы невзначай вдруг возникала в курилке или в кулисах, встречалась в коридоре с молодыми артистами и заводила разговоры: о просмотренных фильмах, о прочитанных книжках, о тяжёлом актёрском труде, об удаче, о париках, о наклеенных усах, о старой обуви, о плохой работе буфета и ещё о многих-многих вещах.

Однажды в азарте воспитательной деятельности, разыскивая своих «подшефных», Подрезкина оказалась на театральном чердаке. Молодые актёры показались ей такими несчастными, такими заброшенными, что она решила научить их, как бороться за роль и место под солнцем на примере личного опыта:

– Эта Горчишникова просто зубами вцепилась в роль Капочки! - сжимала кулачки Подрезкина. - Ну, думаю, вот тебе! Может быть, у меня больше нормальных ролей до конца жизни не будет. Я прихожу к главрежу в кабинет и ка-а-ак дам по столу кулаком! - Сонечка рубанула рукой воздух. - Это что за безобразие, говорю?! Это как же так, говорю?! Вы же губите честные таланты, говорю!..

– Послушайте, - первым не выдержал Альберт и расплющил дымящийся окурок о стену. - Я больше не хочу вас слушать. Меня не интересует жизнь травести.

Змей Горыныч в лице трёх девиц привстал с каменного порога и, вращая большими накрашенными глазами, попятился вниз по лестнице, словно боясь удара со спины.

Соня Подрезкина стояла с открытым ртом и удивлёнными глазами. Затем она тихо спустилась в свою гримуборную, заперла дверь на ключ и села за столик. Включила настольные лампы, направив их себе в лицо, будто два прожектора, и уставилась в зеркало, перед которым уже много лет разрисовывала себя то в клоуна, то в зайчика, то бог знает во что… Она просидела так около трёх часов, как мумия, не проронив ни слова и не пошевелившись. Говорят, когда йоги входят в такой транс, они могут предвидеть будущее. Увидела ли Соня Подрезкина своё будущее - трудно сказать. Но после этого поведение актрисы изменилось, она забросила всю свою «шефскую» работу, редко общалась с артистами, а к главному режиссёру Кусаю Дугуевичу вообще перестала заглядывать в кабинет… Хотя… Старый парикмахер Самсон говорил, что Соня как-то зашла к главрежу, у которого сидела заслуженная актриса Горчишникова и они оба громко смеялись. Что их развеселило, можно только догадываться, но Соня вылетела из кабинета вся красная и ошалевшая, будто бы из чужой спальни. А буквально через несколько дней Змея Горыныча заметили в гримёрке у Елены Горчишниковой, а Владик и Альберт стали вхожи в актёрские пенаты Халкидаева. Мол, они сами просили главрежа «поучиться у мастеров» и «чтобы мэтры взяли над ними шефство», говорили, что Халкидаев посылал ребят за водкой после спектакля, а Горчишникова заставляла Змея Горыныча расточать ей комплименты. Но в театре слишком много сплетен, и трудно понять, где правда, а где злая ложь.

Соня Подрезкина стала более замкнутой, обидчивой и больше уже не просила серьёзных ролей у главного режиссёра. А в театре, провожая взглядом Подрезкину, актёры называли её уже не стервой, а просто истеричкой.