Следующая авиабомба легла буквально в нескольких метрах от борта (Впоследствии узнали, что это был эсминец Z-14 "Фридрих Ин", который отделался "лёгким испугом"), взорвалась коснувшись дна. Хотя тогда, я всё же надеялся, что тот получил какие-то повреждения от взрывной волны.
Третья по счёту авиабомба легла, практически по центру корабля и взорвалась внутри корабля, пробыв прикрытую металлом палубу. О чём я и известил членов экипажа (Впоследствии узнали, что эта авиабомба попала в немецкую зенитную плавбатарею "Nimphe" - бывший норвежский броненосец береговой обороны "Tordenskjold". Авиабомба пробила палубу, взорвалась внутри, попав точно во второй котёл корабля, работающий на внутренние потребности корабля во время стоянки, разорвав его. Левый борт был разорван полностью, были уничтожены многие внутренние помещения, хотя правый борт просто выгнулся. Зенитная плавбатарея опустилась на дно около пирса. Потери среди экипажа составили - 76 убитых, 17 раненых).
Четвёртый заход самолёта, как сброс авиабомбы прошёл удачно. Я точно был уверен, что авиабомба попала, хотя взрыв и произошёл на глубине под кораблём. Так и было сообщено экипажу (Впоследствии узнали, что авиабомба попала в тяжёлый крейсер "Лютцов", бывший "Дойчланд". Пробив носовую часть и успешно взорвалась на дне гавани, в пяти метрах от киля, корабль принял 800 тонн воды. Имел незначительный дифферент на нос, тонуть не собирался, но его дальнейшее использование в операциях, на Севере, без ремонта было не возможным).
То, что зенитные батареи и орудия, как порта Киркенес, так и немецких военных кораблей находящихся в порту стреляли, было видно ещё по первому налёту, но вся стрельба велась просто куда-то вверх в надеже зацепить столь ненавистный самолёт, бомбивший порт. Использование прожекторов хоть они и были включены, как в порту, так и на кораблях, не давало никакого эффекта из-за тумана, низкой облачности и моросящего дождя.
Обратный полёт прошёл под бесконечные разговоры и разбор каждого сброса бомб. Гарбуз и Ларин были ещё под впечатлениями от атаки порта, у них в кровь продолжали поступать от организма гормоны, которые отвечали за возбуждение и возможность действовать, всё это я видел по их аурам, внутренним обзорным взором, они продолжали, выпытывали мельчайшие подробности, задавая бесконечные "а как..." и "почему ...".
На посадку наш ДБ-3Ф пошёл, когда часы показывали 23.43, в этот раз Гарбуз, более быстро и с большей уверенностью посадил самолёт, ориентируясь на мои подсказки, у самой земли уже и визуально наблюдая костры. Постепенно тормозя и сбрасывая скорость, подвёл самолёт к стоянке своего звена, где начал запуск двигателей, следующий подготовленный самолёт.
Гизатулин встречал экипаж около самолёта, видя подсвеченные двумя фонариками довольные лица Гарбуза и Ларина, пригласил всех в землянку, с нами зашли и командиры экипажей звена Гарбуза.
Уже в землянке Гарбуз подробно доложил о налёте на порт Киркенеса, о каждом сбросе авиабомб.
Контр-адмирал вопросительно посмотрел на меня.
- В три точно было попадание, - подтвердил я, - хотя ни один из них не взорвался, но навряд ли, все они смогут в ближайшее время выйти в море.
Ещё на подлёте к аэродрому мы попросили, чтобы нам организовали перекус, и сейчас сидя за столом, и поедая банку тушёнки, я понял, что такой же зверский аппетит не у меня одного, а и Гарбуза и Ларина тоже.
Когда самолёт оторвался от земли и стал набирать высоту, я глянул на часы 00.26. первые полчаса-час полёта, прошли в разговорах ни о чём с Лариным, к нам в разговор изредка вмешивался капитан Гарбуз, я постоянно отслеживал по своей виртуальной карте в голове береговую линию. Когда до выхода на порт Киркенеса оставалось примерно полчаса, я почувствовал необъяснимую тревогу, которая стала нарастать с каждой минутой. Такое со мной за время скитаний по мирам было не раз, означало оно только одно, что если я не сверну сейчас в сторону со своего пути, то меня ждёт очередное перерождение. И это было не чувство тревоги или опасности, как было при потоплении первой подводной лодки немцев ранее, это было нечто большее, которое невозможно описать словами.
Отступать от своих принципов и разворачивать самолёт, только потому, что мне "что-то показалось" я и не думал.
Перерождение так перерождение, не первый и не последний раз, - подумал я, усмехаясь про себя, вспоминая как это было последний раз, а боль во время неё можно и перетерпеть - всего-то минут десять.
- Внимание, значит так, - начал говорить я, - то, что я вам сейчас скажу, я воспринимаю очень серьёзно, и это касается нашей дальнейшей роботы в порту Киркенес, поэтому отнеситесь к моим словам очень серьёзно. Первое, у меня очень нехорошие предчувствия, а своим предчувствиям я доверяю и они меня ещё не подводили. От вас я ничего не скрываю, но скорее всего это наш последний вылет, поэтому хочу у вас спросить - идём до конца и возьмём по максимуму или будь, что будет, а там посмотрим? От вашего ответа зависит, как мы будем действовать, лично я готов идти до конца по максимуму.