Юрг Иенач

— Месть твоя свершается, Лукреция, — прошептал он на романском наречии, не глядя на нее.

— Синьор, — твердым голосом заговорила граубюнденка, обращаясь к испанскому офицеру. — Я Лукреция, дочь Планта, убитого Георгом Иеначем. С кончины отца я лелеяла одну только мысль — отмстить за его смерть, но в этом человеке я не могу признать убийцу моего отца.

Испанец обратил на нее злобный взгляд, выразивший сперва недоумение, а затем насмешку, но Лукреция не смутилась этим. Достав из-за пояса миниатюрный дорожный кинжал, она поспешила перерезать веревки, которыми был связан пленник.

Все дальнейшее она воспринимала как в чаду.

— Лошадей! — успела она услышать приказ Верт-мюллера Луке и увидела, как лейтенант, держа в руке пистолет, подошел к испанцу, как тот выхватил шпагу из ножен. Потом кто-то поднял и посадил ее на коня, который, слыша за собой мушкетные выстрелы, вскачь понес ее мимо крепости Фуэнтес в направлении Кьявенны. Она скакала по пыльной дороге, с трудом удерживаясь на испуганной лошади и в страхе оглядываясь назад, следует ли за ней друг или враг. Одиночные выстрелы еще доносились издалека, но, кроме них, она слышала только храп собственного коня и цокот его копыт.

Наконец кто-то галопом подскакал сзади, и вот уже справа от нее очутился окровавленный, оборванный, но ликующий Георг Иенач, а позади, со свирепым видом держась за него, сидел Лука. По левую ее руку вскоре послышался храп второго коня, и ей заулыбалось взволнованное лицо молодого лейтенанта, который прикрывал отступление и был явно в восторге от своей роли.

— В крепости забили тревогу, — начал Иенач, — вон за тем лесистым холмом мы свернем влево, потому что на дороге нам не миновать погони, переедем Адду вброд, там, где помельче, а дальше я знаю тропинки, которыми мы проберемся вдоль озера через горы и достигнем Белленцы, где будем в полной безопасности.

Когда лошади ступили на неверную каменистую почву речного русла, Лука соскочил с седла и заботливой рукой повел за поводья лошадь своей госпожи.

— По совести говоря, вы поступили правильно, — сказал старик, глядя в счастливое лицо Лукреции, — сегодня и место и обстоятельства были неподходящие. Вам в угоду я бы поскакал в одном седле с самим сатаной. Одно только скажу — честному коню и доброму католику большое в наши дни надобно иметь терпение.

Последующие трудные и утомительные дни жили в сердце Лукреции как блаженные воспоминания. Одолев изнурительный перевал через южные предгорья Альп, путники отдохнули в Белленце, а Иенач обзавелся конем. Затем они не спеша продолжали путь по шумящей водопадами Мезокко, самой южной и прекрасной из долин в Граубюнденском краю. За горной деревушкой Сан-Бернардино тропа круто шла вверх и выводила на плато, в эту раннюю весеннюю пору устланное ослепительным снежным покровом. Высокий и ясный небосвод еще сиял южной синевой. Лукреция вдыхала сочный альпийский воздух родины; минутами ей казалось, что вернулись веселые путешествия раннего детства, — синьор Помпео неоднократно брал ее с собою, переезжая из одного своего замка в другой через седловины богатого ущельями Граубюндена. Глаза ее с нетерпением искали горное озерцо, каким, насколько она помнила, кончался в родном краю каждый водораздел. И вот наконец близ северного склона оно засияло ей навстречу, подтаяв на сегодняшнем ярком солнце. Конечно, ледяные оковы растопились йена долго: невзирая на своих обманчивых предвестников, лето поздно приходит на такие высоты, и око, отражающее небеса, вскоре снова закроется под напором студеных бурь.

Лошади с трудом ступали по осклизлому от таяния снежному покрову. Все граубюнденцы, включая и Лукрецию, спешились на вершине. Только Вертмюллер из упрямства оставался в седле, и когда начался спуск, он с каждым шагом скользившей лошади все больше отставал от своих спутников. В конце концов он провалился в трещину, предательски прикрытую снегом, и Луке, который вел под уздцы остальных лошадей, пришлось потратить немало времени и труда, чтобы вызволить его. Пока старик возился с проклинавшим все на свете лейтенантом, Иенач и Лукреция бодро шагали вдвоем, под гору, наслаждаясь непривычным счастьем — полной грудью вдыхать воздух родины. Девушка не думала о том, что впервые за все путешествие оказалась наедине с Иеначем. Для нее и так, когда она молча ехала рядом с Юргом, оба других спутника отступали в какую-то безликую даль, словно и не существовали вовсе, хотя лейтенант выбивался из сил, чтобы произвести впечатление, все равно, приятное или неприятное, а старый слуга явно кипел жаждой мести.

Она жила в каком-то благодатном сне под чарами родных гор и своей давней юной любви и боялась разрушить их, неосторожным словом напомнив жестокую действительность.

Наконец они вышли на зеленую полянку над узким безлесным ущельем и присели на согретый солнцем выступ скалы подождать отставшего лейтенанта. Рядом из темной сырой почвы пробивался родник. Лукреция стала на колени, чтобы зачерпнуть из него воды.