Юрг Иенач

— Много неблагодарности видел я на своем веку. Но никогда еще за мое доверие мне не платили такой черной изменой, а за уважение к правам слабейшего — змеиным коварством и поношением. Подписывать я не стану. Я не могу до такой степени унизить Францию и ее полководца.

Наступившую после этих слов тишину нарушили шум и крики возле незакрытых дверей. Сквозь толпу на лестнице и в сенях пробился широкоплечий рыжеволосый офицер и настойчиво требовал генерала Иенача.

— Вы здесь ни к чему, капитан Галлус! — злобно закричал Иенач. — Что вам нужно?

— Мне нужны ваши указания, — грубым голосом закричал в ответ офицер. — Янетовы волонтеры не желают присягать наново. Вы продали их испанским попам, говорят они, а присягать они присягали Франции и никому, кроме герцога, повиноваться не будут.

Иенач помертвел от бешенства. Обернувшись к Галлусу, он хрипло выкрикнул:

— Двинуть на них мой полк! Всех перестрелять! — Затем снова повернулся к герцогу и, не помня себя, сдавленным голосом предостерег: — Кровь их падет на вас, герцог Роган!

Герцог вздрогнул и застыл на мгновение во власти мучительной внутренней борьбы. Затем дрожащей рукой взял со стола свиток, круто повернулся и направился к двери своего кабинета, которую вошедший следом Вертмюллер плотно закрыл за собой.

Все еще смертельно-бледный, Иенач обратился к бургомистру:

— Наше дело выгорело! Надо дать герцогу покой. Удалите всех. Я ручаюсь за то, что он подпишет. — Капитану Галлусу, который стоял в нерешительности, он приказал: — Сообщите Янету, что его славных волонтеров не будут принуждать к присяге. Герцог заодно с правительством трех союзных земель и вскоре объявит солдатам свою волю.

Через несколько минут, когда герцогские покои стали уже пустеть, дверь из кабинета распахнулась, и появился Вертмюллер, держа в руке подписанный герцогом договор.

— Кто из присутствующих представляет в настоящее время «законную», по граубюнденским понятиям, власть? — язвительно спросил он.

Бургомистр Кура выступил вперед со строгой официальной миной, и Вертмюллер, выражая всем своим видом убийственное презрение, сунул ему свиток, от которого зависела судьба Граубюндена.

Господин Фортунатус Шпрехер только что рассыпался в поздравлениях и пожеланиях, провожая кое-кого из граубюнденских государственных деятелей, как вдруг увидел взбежавшего по лестнице молодого человека в дорожной одежде, схватил его за руку, увлек в сторону и принялся сокрушенно рассказывать о происшедшем. Это был долгожданный Приоло, прибывший из Парижа в самую трагическую минуту.

— Бога ради, не задерживайте меня, господин доктор, — едва переводя дух, воскликнул Приоло. — Я спешу к герцогу. Может быть, не все еще пропало — Кьявеннский договор подписан. Ваши требования удовлетворены с избытком! Только не вступайте в союз с Испанией. — И он стремглав бросился через приемную.

Увидев, как он с искаженным лицом пробежал мимо, Иенач, горько усмехнувшись, сказал бургомистру:

— Кардинал считал, что судьба ему подвластна, однако на сей раз она его подвела.

Мейер ничего не ответил, только крепче прижал к груди роковой свиток.

Через час в парадных покоях герцога стало тихо и безлюдно.

Один только Иенач шагал взад-вперед по приемной, размышляя над тем, что сулят происшедшие события. Больше всего он был обеспокоен участью своего пленника и медлил здесь в надежде, еще раз увидеть это еще так недавно приветливо улыбавшееся ему лицо. В том, что герцог Генрих будет верен данному слову, предатель не сомневался ни минуты; но столь же несомненно было и другое — всю свою злобу кардинал обрушит теперь на Рогана, на это оружие благородной закалки, которое он сломал в своих безжалостных руках, и если герцог отважится когда-либо вернуться во Францию, его неизбежно ждет месть Ришелье. Иенач был бы рад укрыть его от этой мести — но где? Найдется ли такой уголок, куда бы не достигла рука кардинала, но где бы герцог не был в то же время изгнанником, ибо на такую безотрадную долю он не согласится никогда?

Иенач ждал напрасно. Герцог не показывался, а когда дверь наконец отворилась, на пороге появился адъютант Вертмюллер и, пряча в бумажник какое-то письмо, хотел без поклона пройти мимо.

— Вертмюллер, попросите герцога, чтобы он принял меня, — обратился к нему граубюнденец. — Я задержу его ненадолго. Это нужно в его же интересах.

— Увольте его от вашего лицезрения — оно ему будет теперь не в радость, — ответил лейтенант. — И не вам заботиться о его личных делах, он их сам только что уладил.

— Как он решил свою дальнейшую судьбу? — с волнением спросил Иенач. — Куда он поедет? В Цюрих или в Женеву? Там он мог бы посвятить заслуженный отдых ученым занятиям.