От неожиданности я поперхнулся и закашлялся. Ангел – а этот голос в моей бедной головушке, я бы ни с чьим не спутал, – «объявился» как всегда внезапно, нежданно-негаданно и – я не верю, что говорю эти слова, – как никогда кстати.
– Эхнафаил, дружище, как я рад тебя вии… э-э, слышать! – с искренней радостью прошептал я, прикрывая губы миской. – Я так скучал по тебе!
–
– Я ведь не специально, вырвалось, – попытался я реабилитироваться перед своим хранителем. – Если бы ты знал, как я себя корил.
–
– К кому? – не понял я, куда это он клонит.
–
– Есть немного, – не стал я отнекиваться.
–
– Ты и про испытание знаешь? – неподдельно удивился я.
–
– Круто! Класс! Респект! – льстиво похвалил я своего хранителя, надеясь выведать у него суть этого долбаного испытания. – А в чём оно, это долбанное испытание, заключается?
–
– Нет проблем, обещаю, – в нетерпении заёрзал я, как это в духе Эхнафаила, обставить всё с апломбом и пафосом.
–
– У меня нет ничего дорогого, – ответил я. – Если хочешь, могу тобой поклясться. Ближе у меня здесь никого нет.
–
Нашел чем, вернее кем, стращать.
–
– Ладно, уговорил, клянусь Софьей, что буду тебя слушать, – согласился я. – Теперь говори, что за испытание?
–
– Клянусь… – начал я, но был перебит подошедшим Петрулой.
– Ты чегось это опять тут сам с собой калякаешь? Голову не напекло? – спросил дед, склонившись надо мной. Ладно я его не заметил, но ангел-то куда смотрел. Чуть не спалились.
– Мысли вслух! – неопределённо ответил я, вставая.
– Ишь ты, мысли у него, – усмехнулся Петрула. – Пойдём со мной. Время пришло.
Старик развернулся и пошёл к дальнему шалашу. Я в нерешительности стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу.
–
Обречённо вздохнув, ещё и от того, что действительно пообещал слушаться Эхнафаила, а вы уже знаете, к чему это порой приводило, я поплёлся следом за Петрулой, навстречу неизвестному испытанию.