Юродивый: путь звездного воина

Продвигаясь по лесной глухомани, в окружении угрюмых участников незаконного вооружённого дубьём и ножами формирования, по местному – лесной банды – я с сожалением вспоминал о безвременно покинувшем меня Эхнафаиле. Без ангела мне было очень даже не по себе. Пусть он обычно слишком много болтал, зачастую давал сомнительные советы, порой донимал своим нытьём, но его присутствие меня почему-то, до сих пор не пойму почему, всегда успокаивало и даже иногда вдохновляло. Всё-таки видать, какой-никакой, а ангел-хранитель, это многое значит. Сколько я теперь без него протяну, одному богу известно. А если ещё его начальство, вернее наше общее (я имею в виду Господа), прознает, что я послал своего хранителя к чёрту, то можно с полной уверенностью утверждать и даже не сомневаться, что муки Ада мне наверняка обеспечены.

– Эх-х, дурак я, дурак! – сам того не заметив, проворчал я вслух своё заключение о своих же умственных способностях. – Какой теперь из меня «юродивый», и уже точно никакой «вещун».

– Чегось бормочешь там? – поинтересовался старичок-разбойник, который в начале нашего перехода к их лагерю представился Петрулой. – Если из-за Фигуна боишься, то не надо. Он уже всех нас достал своими выходками. Командовать больно любил. А мы народ вольный, начальства над собой не любим, даже невсамделишного. Да если бы не ты, он бы рано или поздно с Мызгой, – дедок кивнул на шагавшего в стороне мужичару с радостной физиономией, – на ножах бы схватились. Недолюбливали у нас Фигуна, а Мызга забольше других.

Так как мне небыло дела до их внутренних разборок, я промолчал, лишь уныло взглянув на дедка.

– Да, не боись, пращуры не выдадут, свинья не слопает, – похлопал дед меня по плечу, может и не по-дружески, но тем не менее сочувственно. – Всё в руках вышних сил. Захотят помочь, выйдешь и из воды сухим. А ежели не сподобятся, тады – ой! Хотя если с другой стороны посмотреть, тоже не велика беда…

Старик продолжал меня настраивать на испытание так туманно и загадочно, что я всё ещё не представляя, что меня ожидает, уже вконец расстроился. Ожидают ли меня «обнимашки-кувыркашки» с голодным медведем каким-нибудь, али прогулка по раскалённым углям, а может и посиделки голым задом на муравейнике – не ведомо мне теперича, но то что у этой лесной артели головорезов заготовлено что-то совершенно улётное, меня нисколько не удивляло. У таких ребятушек их лихие головы на всяческие каверзы дюже добро фурычат.

Под тягучую шепелявую речь Петрулы, мы вскоре спустились в заросшую ельником лощину и, наконец, вступили в их летний лагерь.

– Вот и пришлёпали, – «обрадовал» меня старик, как будто я сам не видел что «пришлёпали» туда где меня, возможно скоро «пришлёпнут».

В лощине стояло несколько крепких шалашей, покрытых еловыми лапами. Рядом с ними суетились несколько женщин, которые кашеварили в котелках над кострами обед для своих «добытчиков». Наличие баб в разбойничьем стане меня немного обнадёжило – значит бандиты не совсем пропащие, и, соответственно, не должны быть чересчур агрессивными в своих испытаниях, касательно меня. Несколько женщин, заметив новичка среди своих мужиков, стали бесцеремонно пялиться на меня. От их взглядов мне стало не по себе – никакого сочувствия, только кривые ухмылки и перешёптывания.

Нет, видимо поторопился я обнадёживаться.

– Ты поди вон там, посиди, покудова, – показал Петрула на широкую вымоину на склоне оврага. – Сейчас перекусим, что бабы наготовили, а потом ужо тобой займёмся.

Пожав плечами, я отошёл в сторону указанной вымоины, присел на корточки и осмотрелся. Да, смотаться отсюда, не получиться. Склоны у лощины высокие и крутые, не взобраться с наскока. Карабкаться по ним смысла нет. Ломануться в сторону тропинки, по которой мы сюда спустились тоже не получится. Придётся прорываться через весь лагерь, и даже на эффект неожиданности полагаться не стоит. Все местные вроде бы разошлись по своим делам, а как не окинешь взглядом их «базу», то обязательно наткнёшься на чей-то пристальный взгляд из сумрака того или иного шалашика.

Пасут, гады! Никаких проблесков! Знать от испытания не увильнуть.

Одна из женщин, держа в руках деревянную миску, похожую на ту, в которой Фома кормил своих собак, направилась в мою сторону.

– На, хлопчик, подкрепись напоследок, – всучила она мне в одну руку кашу, в другую ложку и развернувшись, завиляла крутыми бёдрами в направлении своего шалаша.

Каша была с пылу, как говорят здесь, с жару, обжигала губы, язык и нёбо, но жрать после прогулки на свежем воздухе уж очень хоетлось, тем более, после нескольких дней сидения на «сухпайке», так что на вкус эта неприхотливая еда мне показалась изумительной. Ложку за ложкой, я уплетал может быть последнюю в моей жизни пищу и от удовольствия, чуть было не замурлыкал, как котяра Фомы на печке. И тут…

– Привет, богохульник! Гляжу живой ещё?! Удивил!!