Южный крест

Конечно, батальон может не уйти с железнодорожных путей. Сейчас подымется, и бойцы увидят его. И никто не уйдет, все останутся на месте. А немцы все-таки возьмут вокзал. Обойдут с площади и возьмут. И все — напрасно. Гибель — напрасная. Надо занять круговую оборону в здании.

Только бы успеть…

— Лихарев! — крикнул громко. — Ступай назад, во вторую роту. И в третью. Приказываю всему батальону: немедленно отходить на вокзал!

Капитан Веригин не знал, много ли осталось в батальоне, дойдет ли его приказ?.. Было очевидно, что удержаться могут только в каменных стенах. Увидел, как пляшет синий пулеметный огонь в проломе водокачки, вспомнил Коблова: молодец. И про Добрынина вспомнил, про Крутого: им через площадь надо. Может, не успели?..

Вспомнил и тут же забыл: перед ним вырос один солдат, другой… Вплотную увидел белое лицо, рот и глаза…

— Товарищ комба-ат!..

— На вокзал! Отходить на вокзал!

Увидел немецкие каски, услышал, как шумит огонь…

Минометный обстрел прекратился.

Немцы сели на плечи.

В голове сделалось пусто и звонко, в какое-то мгновение показалось — от виска к виску просквозила холодная струйка, точно пробился сентябрьский ветерок. Увидел железные ребра горящих вагонов, увидел, как ползет по шпалам, волочит винтовку раненый, как человек в чужой, нерусской каске бежит, широко размахивает рукой….

Веригин приставил автомат к животу, поискал глазами, выпустил длинную очередь.

Мимо бежали.

Сыпались винтовочные выстрелы, сухо, слабенько цокали пистолеты…

— Фридрих, Фридрих!.. Доннер веттер!..

— Грехов, пулеметы целы?

Мишка крикнул в самое ухо:

— Нечем стрелять, товарищ комбат!

— Зольдатен, форвертс!

То ли выстрел в упор, прямо в глаза, то ли нестерпимый жар от пылающего вагона, а может, бессознательная боязнь остаться одному подняли Веригина. Каменная стена, пролом… Навстречу огненный пунктир трассирующих пуль. Трассы ослепительные, трассы немецкие. Но — мимо, мимо. Дал короткую очередь, прыгнул в черный провал.

Еще очередь!..

— Анисимов!

— Кнаубе! Гефрайте Кнаубе!

— Зольдатен, нох айн Вурф! (Солдаты, еще один бросок!)

Голоса, крики немцев справа, слева, впереди. И опять:

— Анисимов, собачий сын!

Разорвалась ручная граната, блеснул огонь, фукнуло дымом… Взрыв показался слабым, игрушечным, словно чиркнули спичкой. А рядом сделалось тихо, просторно.

— Анисимов!

Крики, выстрелы схлынули, свалились; капитан Веригин увидел синие оконные проемы, увидел маленьких людей… Они убегали через площадь. Отстреливались и бежали. У самого уха цвиркнула пуля. Рядом спокойно сказали:

— Гиб мир айне цигаретте. Ихь хабе майне ферлорен. — Немец тронул Веригина за рукав: — Айне цигаретте…

Веригин все понял. Может быть, он остался на вокзале единственный…

Обдало холодом, сделалось трезво и знобко. Приставил автомат к чужому животу, надавил на спуск.

Капитан Веригин плохо помнил, как бежал через площадь. Рядом кто-то упал. И еще… Стреляли навстречу, стреляли сзади. Трассирующие пули с той и другой стороны крыли площадь так густо, что казалось — пробиваются сквозь искряную метель. Потом его схватили чьи-то руки… Ему совали фляжку, а Михаил Агарков смеялся нервным рыдающим смехом:

— Жидко мы обделались, товарищ комбат!

Кто-то скреб ложкой по котелку, кто-то негромко тоскливо повторял одно и то же ругательство, неучтиво тревожил богову душу и грешную мать. Рядом тихонько стонал раненый, просил пить.

Капитан Веригин глотал водку, свободной рукой старался нашарить стену, чтобы привалиться. Он не знал, как изменилась обстановка, сколько в батальоне людей… Надо немедленно наладить проводную связь со штабом полка, доложить, выяснить… Сунул, отдал фляжку, приказал в темноту:

— Командиров рот — ко мне!

Стонать перестали. И ложкой не скребли больше.

Зычный голос крикнул:

— Командиров рот — до комбата!

И голос этот, озлобленный, громкий, вернул капитану Веригину надежду…

Под сапогами железно хрустело. Андрей никак не мог понять, что это такое. Стреляные гильзы?

Кто-то сказал:

— Гвоздильный завод.

Точно: гвозди. В пролом увидел серую Привокзальную площадь. Вспомнились март, раннее утро, эта самая площадь. Деревенская девушка с ведрами на коромысле. И полковник — словно из-под земли…

Полковник Добрынин. Это надо же…

Вот она, площадь. Асфальт изорван, там и там чернеют убитые.

Допятились…

Он вдруг подумал, что с восходом немец опять начнет бомбить, и кто знает, что будет до вечера… Решил: надо контратаковать сейчас. Крикнул:

— Лейтенант Агарков!

Каменные стены вокзала чернели угрожающе, немцы молчали. Что это они? Должны бы начать минометный обстрел. И, словно там, за черными вокзальными стенами, только и ждали, когда о них подумают, просвистела, ударила мина. Красноватая вспышка лизнула закопченную стену, на мгновение осветила насыпь гвоздей на полу, солдата, который сидел, уткнувшись головой в колени, и, должно быть, спал, кучу окровавленных бинтов… Увидел бойца с широченными плечами… Тот низко опустил голову, словно принюхивался. Спросил:

— Рядового первой роты Анисимова тут нет? — Голос показался знакомым, только что слышанным. И снова: — Анисимова нет?