Южный крест

— Что же дальше… Смерклось, значит, затихать стало. Слушаем. Ага, загремели котелками, засуетились… Принесли, значит. Ребята поползли. А расстояние какое там? Нет ничего. Остальные, понятно, изготовились…

— Охотников — сколько?

Коблов огляделся. На него смотрели молча, словно бог весть что рассказывает.

— Пятеро охотников.

— Командир роты — шестой?

У капитана Веригина екнуло под ложечкой: пропал.

— Командир роты — шестой, товарищ комдив.

И замолчал. Чего, собственно, рассказывать?

— Ну, ну, — поторопил Добрынин.

— Вот все, товарищ комдив. Свалились к ним в окопы, маленько постреляли там… И — назад. Немца одного прихватили…

Капитан Веригин досадливо подумал: «Дурачье. Надо было прихватывать… Не пленный — никто и не узнал бы».

— Почему не закрепились на немецкой позиции? — и командир дивизии повернулся к Веригину.

— Перед ротой такую задачу не ставили, товарищ комдив. Просто подхарчились.

Добрынин покашлял, словно запершило в горле:

— Что ж, люди вы скромные, ничего не скажешь.

Капитан Веригин торопился, соображал, что же, собственно, произошло? И что будет?..

Дверь в подвал то и дело отворялась, кого-то впуская иль выпуская, и всякий раз хорошо было видно шаткое небо, ракеты и дальний пожар.

— Вот что, комбат, — Добрынин толкнул, поправил автомат, поверх голов оглядел низкие своды. — Вокзал держать, что бы ни случилось. Можете есть с немцами из одного котелка, но вокзал — не отдавать.

И капитан Веригин, поняв, что командир дивизии не собирается гневаться, приободрился:

— Позвольте высказать опасение…

Крутой недовольно пошевелил бровями, покосился на Добрынина.

Тот кивнул:

— Высказывай.

— Мои бойцы слышат шум танковых моторов. Наш участок недоступен для танков. Предполагаем, танки пойдут на соседей. Мы опасаемся…

— Я тоже опасаюсь, капитан. Но стоять — до последнего. Окажетесь в тылу противника, тоже — стоять.

За дверью послышались громкие, впереплет, голоса, кто-то крикнул:

— Куда прешь?

Дверь распахнулась, в тесноту ввалился солдат: голова в бинтах, глаза свирепые.

— Товарищ комбат! — громко сказал он и только после этого окинул взглядом людей. Ему не было никакого дела до высоких чинов, ему нужен был капитан Веригин.

Командир дивизии повернулся к бойцу. И командир полка. Все, кто был в этом тесном подвале, повернулись. Кажется, поняли… И капитан Веригин понял. И когда красноармеец стал докладывать ему, хотелось только, чтоб тот говорил короче. И чтоб начальство удалилось.

Танки справа. Через несколько минут они зайдут с тыла. Может, заходят…

— Ну, комбат!..

Кто произнес — не понял. И потом, когда старался вспомнить, не мог… Помнил только, что приказал всем удалиться. Как приказывал своим подчиненным. Он не мог, да и не хотел по-другому… Потому что исполнял свои обязанности.

Сделалось просторнее. Увидел, как полковник Добрынин пригнулся в дверном проеме, зацепился стволом автомата… И подполковника Крутого увидел. В ту же минуту услышал длинную, привычно жесткую пулеметную очередь и команду:

— Ложи-ись!..

Брызнули кирпичные осколки, резанул по ушам чей-то предсмертный крик:

— А-и-и!..

Дым, известковая пыль, что-то жидкое, красное на стене… Увидел трепетный огонек в латунной гильзе, телефониста в углу, на корточках, и лицо Коблова.

— Товарищ комбат, разрешите на водокачку!..

— Да! — крикнул Веригин. — Возьми гранаты и запасные диски! В углу!..

Слепо, на ощупь схватил автомат, бросился в дверь. Навстречу хватило нестерпимо горячим, слепящим огнем.

ГЛАВА 20

Огонь вырывался из преисподней, швырял черную землю, брызгал раскаленными железными осколками. Снаряды ложились один на другой. От грохота ломило в висках, дым и пыль перехватывали горло.

В голове капитана Веригина сверлило неотступное, острое: «Фланги… Загнуть фланги». Чувствовал, понимал, что надо организовать круговую оборону, но решительно не знал, как это сделать. Фланговый и фронтальный огонь не дают поднять головы, немцы обойдут, сожмут кольцо, и все будет кончено.

«Фланги… Роту Агаркова — на вокзал».

Снаряд ударил рядом. Плашмя падая на землю, увидел, как раскололся пульмановский вагон: одна половина катнулась, другая приподнялась, перевернулась… Увидел, как отделилась, упала вагонная ось…

Земля и небо были красными, казались жидкими, бегучими. Горели вагоны, шпалы, занялась будка дорожного мастера.

Прямо на него бежал солдат.

— Стой! — крикнул Веригин. — Куда?

Солдат с разбегу лег рядом. Близко, вплотную, Веригин увидел знакомые глаза. И окурочек на губе…

— Лихарев?

— Разрешите доложить — выполняю приказ. Командир роты приказал занять оборону на вокзале фронтом на площадь.

Голос твердый, спокойный, точно были не кризисные минуты боя, а разговор в часы затишья. И Агарков… Ну, молодец.

Капитан Веригин увидел под вагонами, на путях, согнутые фигурки… Солдаты бегут, падают и опять бегут… Вот один остановился, выпрямился, точно пытался стать по команде «смирно», потом рухнул как подрезанный. А другой лег рядом, стал стрелять из автомата.

Но почему стреляют в сторону вокзала?