Ив Сен-Лоран

На элитных вечеринках, где все женщины сверкали драгоценностями, дамы Сен-Лорана проходили легкой походкой, они были вне времени. Их заметили на балу в Венеции, который давал граф Джованни Вольпи в честь восемнадцатилетия своей племянницы. Террасы были охвачены плющом, а залы обтянуты камчатной тканью. Среди серебряных канделябров и букетов роз шествовали Бетти Катру, почти обнаженная в чайном платье из белого крепа; Элен Роша в шифоновом платье-футляре с воротничком из петушиных перьев. «Я благодарю Изабель Эберштадт[713] за то, что она так красива в платье, которое я сделал пятнадцать лет назад», — сказал Ив в конце вечеринки, посвященной запуску «Опиума» в Нью-Йорке.

В Нью-Йорке затуманенная голова ночного гуляки освежалась стаканом воды Perrier. Сплетни заменили информацию, частная жизнь стала зрелищем. В журнале

Interview Трумэн Капоте рассказывал о своих имплантах, а Энди Уорхол — о «прекрасных мальчиках», замеченных прошлой ночью. В своем костюме от Сен-Лорана Бьянка Джаггер присоединилась к ним в ресторане Quo Vadis: она только что давала интервью журналу Look Magazine

. Достоинство Ива было в том, что он не затерялся среди новой светской фауны, которая ничего не читала, восхищалась только собой, больше не одевалась, а «прикидывалась», находила все «классным» и для которой Виктор Гюго был сотрудником нью-йоркского кутюрье Хальстона, а «Касабланка» — хитом Донны Саммер (три миллиона дисков продано в 1977 году). Его сила — это еще и страдание, обрекавшее на одиночество. Ив понял раньше многих, став одним из инициаторов новой эпохи, разлаженность общества, где культура превращалась в «шоу», а ночью — в «бизнес», маргинальность — в «рынок», а мода — в зеркало этого общества. Общество больше не хочет ничего создавать, кроме собственного разрушения. «Я принадлежу к тому поколению и к тому миру, которые были посвящены элегантности. Я вырос в среде, очень привязанной к традиции. В то же время я старался многое изменить, потому что всегда разрывался между тягой к прошлому и стремлением к будущему, что звало вперед. Я думаю, так будет всегда, потому что знаю один мир и чувствую появление другого».

Как и все люди без крепких корней, он мог вернуться лишь в одну возможную страну — в профессию, где корнями стали правила, передаваемые из поколения в поколение «бродячими артистами», которые не имели другой земли для выращивания своих фантазий, кроме памяти. «Моя следующая коллекция Высокой моды будет данью уважения к моей профессии и женскому телу с его соблазнами. Будет ровно двадцать лет со дня моей первой коллекции, — объяснял он в январе 1978 года. — Я чувствую, что эти долгие годы дали мне право воздать должное нашему ремеслу и красоте. Что ни говори, а Высокая мода далека от смерти. Силу ее традиций трудно убить. Надо черпать ее в своих корнях, в своих коллекциях, которые стали моим стилем и которые я постоянно углубляю и перерабатываю. Этот блейзер, эта куртка-сафари, этот брючный костюм или простой костюм с квадратными плечами — все это классика, она вне эпохи и в то же время современна»[714]. Подобно Скарлетт О’Хара, он вглядывался в свое детство, погружал свои руки в красную землю Тары[715], откуда она черпала силы.

«Дневной комплект, шерстяное пальто синего цвета». «Дневное платье из габардина „Гавана“». «Шифоновое синее вечернее платье». Мужчина оказался наедине с самим собой, со всеми женщинами, кого он любил, уродливыми красавицами и соблазнительницами, андрогинами и вулканическими дивами… «Я хочу вернуть женщинам их внешность. Прошли те времена, когда они должны были менять свой гардероб каждые шесть месяцев. Сегодня женщины больше не могут быть старомодными, и когда я вижу, как они смешивают мою старую одежду с той, какую я только что создал, мне это очень нравится. Женщины становятся все более и более свободными». Такое ощущение, что он хотел реализовать в своей одежде великую мечту Скиапарелли: «Однажды мне захотелось быть мужчиной, иметь возможность идти куда хочешь и когда хочешь. Меня эта мысль всегда возбуждала»[716].

Наконец-то появился новый костюм Сен-Лорана. Он был представлен под музыку «Порги и Бесс»[717]. Women’s Wear Daily

назвал его «Бродвей». Прямая куртка с накладными карманами, брюки, узкие на щиколотке, и блузка из крепдешина от фирмы Abraham. «Прямая линия», — сказали американцы.

В этот период линия Сен-Лорана стал жестче, графичнее, тогда как вчера он рисовал с аристократической легкостью еле заметные намеки — на образ жизни, на движение. Теперь Ив должен был все прорисовывать черным фломастером, чтобы быть услышанным и понятым. Десять лет назад это было естественным результатом наблюдения за женщинами, свободными и менявшимися. Теперь, в 1978 году, это был результат одиночества. «Он один способен вернуть забытые тенденции и заставить всех носить брючный костюм в течение всего дня и дамский жакет — весь вечер», — писал журнал Vogue.