Ив Сен-Лоран

Так Сен-Лоран становился тем, к чему его привело воображение, — легендой. Этот молодой человек с видом прилежного школьника, известный до недавнего времени лишь немногим посвященным, теперь воплотил в себе символическую фигуру брошенного поколения. Родившееся накануне Второй мировой войны, оно праздновало свое двадцатилетие под огнем военных действий в Алжире, надеясь на всеобщий прогресс. Именно этому поколению журнал L’Express посвятил свой исторический номер. Франсуаза Жиру

[167] придумала термин «новая волна». «Любое будущее для них выглядит недостижимым, а профессиональное будущее сложно-достижимым из-за суеты, ставшей их характерной чертой. Это еще более верно в отношении политического будущего. Здесь ситуация безвыходная. Алжир — конкретная материализация этого абсурда, стена без трещины, которая загораживает горизонт, — писал преподобный отец Жан Даниэлу[168]

, — Мы больше не верим в возможность национального будущего. Слова политиков — это болтовня. К тому же появилось общее отвращение к политическим идеологическим платформам, к коммунизму, социализму, к новым левым… Это волна очищения. Предыдущее поколение верило в слишком большое количество идеалов. Ни один из них не оказался жизнеспособным. Это поколение больше ни во что не верит…»

Среди молодежи, лишенной идеалов, страсть Ива Сен-Лорана делала его особенным. Некоторые верили в счастье, он же подчинялся судьбе, которая всегда вела его и вынуждала идти тем или иным путем. Полностью отдавая себя идеалу, он скрывался от самого себя. Он не знал, к какому берегу его принесет, но зато спасся от ужасной скуки обыденности. Кости брошены.

Робость не тормозила его амбиций, он знал, что родился не для того, чтобы заниматься модой, а для того, чтобы ее делать. Когда Ив соглашался что-то рассказать, он замалчивал самое важное. Маркиз де Моссабре, руководитель отдела по связям с прессой, фактически рвал на себе волосы. «У меня было впечатление, что я мучаю своего сына», — призналась барону датская журналистка, бравшая интервью у Сен-Лорана. Интервью с ним похоже на дуэль.

Иногда Ив Сен-Лоран кое-что объяснял. Он весь состоял из противоречий. Его любимые художники — Анри Матисс и Бернар Бюффе. Как можно любить одновременно художника, полного «радости жизни», с его свободными и чувственными линиями ню в виде арабесок, и мучительные штрихи озябших тел на полотнах Бернара Бюффе?! Его портреты грустных маленьких танцоров оказали влияние на молодого одинокого жителя Орана, и он полюбил этого художника, которому критика подарила звание лучшего художника послевоенного времени. Франсуа Мориак[169]

писал в своих «Заметках» в журнале L’Express: «Бернар Бюффе — просто „сын божий“. Его вселенная — это наша вселенная. Вселенная детей во время оккупации и подростков периода освобождения Франции. Французская политика последних двенадцати лет не позволила ему все это забыть»[170]. Художник добился потрясающего успеха. Родившийся в Париже в буржуазной семье, студент Академии изящных искусств, он стал известным мгновенно, в 1948 году получив приз критиков. Благодаря контрактам с крупными торговцами произведениями искусства Давидом и Гарнье, его котировка сразу взлетела вверх.

В январе 1958 года Бернар Бюффе, живший в Провансе в своем замке Шато де л’Арк, в имении XVIII века с видом на гору Сент-Виктуар, приехал в Париж, чтобы открыть свою выставку в галерее Шарпантье. 16 января весь Париж потел в очереди в норковых шубах, пальто и мятых галстуках, чтобы полюбоваться «угловатыми фигурами, рыбьими скелетами, цветами без лепестков, безрадостными девушками, распятыми зеленоватыми людьми, человеческими пауками, похоронами и другими „ужасами войны“»[171] с четкой черной подписью «Бернар Бюффе». Начиная с первых нищенских автопортретов и заканчивая хлоротичными пейзажами (последние были сделаны в Далласе осенью), сто картин этого молодого, тридцатилетнего художника украсили стены галереи, известной тем, что всегда предпочитала только «признанных» художников. «Ты выглядишь как картины Бюффе, вперед, развлекайся», — заметила вышедшая из галереи актриса Арлетти критику Жану Фаяру, довольно высокому и худому…