Ив Сен-Лоран

Да, они все были здесь. Как на фотохрониках Андре Остье «Париж оживает», которые побудили теперь Ива бросить грустный взгляд на «свою милую провинцию». Нельзя сказать, что эти женщины были самыми красивыми на свете, но он всегда мечтал о них, как о другой жизни. Все дальше удаляясь от юности, ценность этих воспоминаний только увеличилась, сначала это были расплывчатые мечты, которые позже ему помог осознать Диор. Вот и первый бал Panache, организованный Кристианом Бераром для своих подруг: все эгретки Парижа, перья страуса и райских птиц украшали «самые красивые головки мира». Маскарад, где прекрасная Элен Роша[182]

появилась в виде летучей мыши из черного тюля по эскизу Леоноры Фини. Возобновив традицию былого великолепия, граф де Бомон открыл двери музыкального зала для Бала королей: Кристиан Берар преобразился в Генриха VIII, Патриция Лопес Вилшоу была «королевой-розой»… Космополитичный Париж искрился шампанским и иллюзиями. В эти времена молодые женщины умели жить в красивых квартирах и неожиданно появляться в жизни пожилых джентльменов, точно весенний ветерок, чтобы воплотить все, чего им до сих пор недоставало…

Королевы и звезды того времени никогда не теряли свою репутацию: платье надевалось только один раз, каждый день требовались новые клипсы… «С деньгами было проще», — вспоминала Элен Роша в своей кремовой гостиной. Для нее это великолепие было теперь воспоминанием. Для Сен-Лорана, который мечтал о вздохах при луне, замках с привидениями и куртизанках, это время только начиналось. Он осуществлял свою тайную месть против других женщин, честных, одержимых порядком, расчетливых, предусмотрительных.

В тот момент Дом моды был пропитан запахом одного из фетишей мэтра — ландыша. Его аромат витал в воздухе, он обвивал тысячью белых колокольчиков зеркала салона. Шум стульев сообщил о последних прибывших. Бернар Бюффе вошел с Пьером Берже, «властной коброй»[183]

(по замечанию Матьё Гале[184]). До этого Пьер Берже никогда не посещал ни одного дефиле. Он впервые был приглашен на презентацию коллекции «молодого человека, которого еще не знал»…

Aéroport, Air France, Alma

, костюмы, рубашки… Появились первые номера… Скрывшись за дверью, Ив Сен-Лоран прикрепил веточку ландыша к своему черному костюму. Шум аплодисментов и крики «браво» постепенно нарастали. В десять тридцать была уже овация. В полпервого все плакали. Ив Сен-Лоран одержал больше чем победу. Он уезжал в Оран придумывать одну линию одежды, а вернулся в Париж с двумя. Первая состояла из костюмов и платьев и была составлена из прямых линий, настолько тонких, что они уплощали грудь моделей и спускались к юбке, почти юбке-колоколу. Шляпка ограничивала прямой линией вершину геометрической фигуры: эта линейка называлась «Трапеция». В программе было заявлено, что эта коллекция «обязана своей элегантностью, прежде всего, четкости и чистоте конструкции».

Модели назывались Café de Flore, Ciel de Paris, Passy, Plaza, Parc Monceau, Montmartre, Grands Boulevards. Paris — это платье-блузка под номером 116. В середине дефиле наступило «время пудреницы», как сказал бы господин Диор. Все взгляды направлены на этот новый силуэт: блузка и рукава шли не от шеи, а от плечей. Плечи уравновешивали эти платья, они держали блузки с широким декольте, повторяя пропорции силуэта H

, но в трансформированном виде. Другие модели возвращались к силуэту А (лето 1955 года), эта буква принесла Иву Сен-Лорану удачу, поскольку заявила о более мобильном и простом варианте кроя. Отныне не банты, а зажимы. Одним словом, трапеция. Видно было очевидное влияние геометрических линий 1920-х годов. Один «силуэт машины» чего стоил, который наверняка кольнул бы Кристиана Диора, исповедовавшего свое кредо: «Я кутюрье». Но все же дух Дома моды Dior никуда не исчез. Модели, летящие как мыльные пузыри, легкие купола, всякие безумства проплывали перед зрителями. Особенно это было видно во второй линейке одежды. Платья назывались «Скарлетт», «Тысяча и одна ночь»… Похоже, Ив Сен-Лоран приглашал публику в театр. Виктория, талия сорок два сантиметра в обхвате, младшая из манекенщиц, крутилась и искрилась. Одри Хепбёрн в сопровождении своего мужа Мела Феррера с улыбкой наблюдала за действом. Платье, которому аплодировали больше всего, называлось «Ландыш»; другое — «Ночь»: оно было все черное. Накануне показа, до полуночи, его еще не было: Ив еще дорисовывал его, Раймонда Зенакер дополняла эффектные детали, Маргерит Карре собирала его из ткани в три часа ночи. Последняя манекенщица прошла, это было свадебное платье. Измученный Ив ушел…