В двадцать один год он попал в «ловушку своей жизни» — «цитадель славы». Диор оставил ему золотой трон во дворце миражей. В Оране, в своей маленькой комнатке, этот чувствительный подросток представлял себе жизнь далеких парижских женщин в виде панацеи от скуки и стыда: это были видения красоты. Он мечтал о красоте, как влюбленный поехал за ней, но было поздно — она исчезла. В Оране он мечтал о Париже, а в Париже он мечтал об Оране.
В двадцать один год этот модельер создал модели в стиле «маленьких девочек» — пальто и платья с круглым воротником, давал им названия «Награда», «Софи», «Четверг» и увлек этим женщин в бриллиантах. Светская женщина, заказавшая серый костюм, знала ли она, что его название — «Зузу» происходит от имени одной собачки? А будущая невеста, знает ли она, что ее свадебный наряд — это платье, которое он нарисовал когда-то для Симоны Транк, подруги детства? Другие модели из тюля, вышитого золотом, серебром или сверкающими каплями воды, муслиновые платья в прозрачных снежинках продолжали альбом воспоминаний, реальных или вымышленных: «Скарлетт», «Соблазнение», «Роман», «Сенсо», вечернее платье-веретено «Фиеста». Эти модели были представлены в ателье Promé Couture
, в Оране, где Брижит, его сестра, выступала манекенщицей, и у мадемуазель Дюфиоль, которая поддерживала в столице Алжира «престиж Высокой моды».На Сен-Лорана посыпались щедрые похвалы. «Мода: занавес поднимается» — название статьи в Paris-Match
от 1 марта 1958 года. Но беда пришла в дом: началась война в Алжире — военная форма цвета хаки, зеленые береты легиона, фотографии феллахов, загнанных за колючую проволоку, — все это было опубликовано в этом же журнале, в этом же номере. Однако кого это волнует? L’Express шутливо написал: «В его возрасте он должен проходить военную службу… но он не подходит для нее, и ему была предоставлена отсрочка. Если он поднимется в профессии, любой министр, преследующий интересы Франции, задумается перед тем, как одеть в военную форму молодого человека, способного одевать в типично французскую „военную“ форму женщин всего мира… в одежду маленькой девочки».У него был титул, слава, прозвища — Кристиан II, Маленький принц, витающий в облаках, Молодой незнакомец с васильковыми глазами. Но опасность всегда начеку, она здесь, она ждет своего часа. В интервью, которое он дал 9 апреля 1958 года Journal du Dimanche
, между строк прозвучало что-то неуловимо грустное. Странно, но он говорил о смерти, в манере Кристиана Диора, точно стоял один в пустоте и становился немного Диором, превратившись в героя драмы. «Я ощущал пустоту, которая овладела мною после показа моей первой коллекции. Это была не пустота, скроенная из страха, а пустота, сотканная из ничего. Я так сильно доверял ему, доверял всему, что он говорил, что делал, и теперь почувствовал страх, когда понял: нет больше никого, кто сказал бы „это хорошо“, а „это плохо“. Если хотите, я впервые осознал, что и в области эстетики есть своя моральная составляющая». На вопрос «Боитесь ли вы смерти?» он ответил: «Прежде всего, я испытываю страх перед старостью, ведь сам факт, что я узнал так скоро то, что другие поняли значительно позже, приводит меня в отчаяние. Люди быстро забывают, что они обожали».В газете L’Écho d’Oran
журналистка заигрывала в статье с модельером, «который стал за несколько часов самым зауи из всех зауи во Франции» («зауи» означало на алжирско-французском жаргоне «человек, известный в метрополии»). Такие фразы могли вскружить ему голову… Он ответил: «Нет, что вы, приятно думать, что я добился успеха и достиг своей цели. Цель, впрочем, всегда мимолетна, потому что амбиции пожирают тебя и постоянно раздвигают пределы честолюбия…»Он должен был научиться снова мечтать, чтобы продолжать жить. Забыть, что родился в Оране. Хотя он и так жил только ради своей мечты.
Ты должен быть богатымИ светским, чтобы женщины,Которых ты выберешь в жертву,Были покрыты драгоценностями.Деньги необходимы для любви.Твои любовницы будут богатыми женщинами,Бедные не доставят тебе удовольствия, —писал он восемь лет назад в Оране. В 1958 году он мог воплотить свои мечты: женщинам были нужны «исторические платья, напоминавшие о Венеции, о Ренессансе и его великолепии, о турецких арабесках XVIII века и о Гойе», появились его платья Dogaresses
, его вечерние модели Dominos, его «театральные накидки»[210]. Как правило он выходил через потайную дверь и молчал. Часто находясь в одиночестве, Ив чувствовал, словно святой Антоний из пьесы Флобера, «тишину, отделявшую его от мира».Избранник, принцессы и война в Алжире