Иван Болотников Кн.2

Глава 12 В ЛЕСНОЙ ДЕРЕВУШКЕ

Юшку, Нечайку и Семейку настиг уже к вечеру.

– Аль что приключилось, воевода? – всполошились посланцы.

Иван Исаевич молчаливо сполз с коня. Посланцы недоуменные, встревоженные, ждали.

– Сам, сам пойду! – отрывисто буркнул Болотников.

Посланцы обиделись: в ближних людях своих усомнился, в сотоварищах верных.

– Не чаяли мы от тебя такого, Иван Исаевич. Что ж нам – вспять ехать? – с сердитой горечью молвил Семейка.

– Вспять? – приходя в себя, переспросил Болотников, и только будто теперь увидел повольников, увидел их досадливые лица. – Зачем же вспять?

Размялся и вновь сел на коня. Велел ехать дальше. Чуть погодя оглянулся. Посланцы – темнее тучи.

– Да не серчайте же, дьяволы!.. Душа не на месте. Не серчайте!

Первым заговорил с Болотниковым Юшка. Понял: не в гонцах дело, воевода мечется, уж слишком важна для него Калуга, вот и пошел на отчаянный шаг, да никак пошел сгоряча.

– Напрасно ты, воевода. Сам же сказывал: можем и на плаху угодить. Мы – бог с ним, не велика потеря. Но ты ж Набольший! Нельзя тебе под обух идти. Нельзя!

– В большом деле без риска не бывает, – сказал Болотников, но слова его посланцев не убедили. Тягостно было у каждого на душе, тягостно стало и самому Болотникову. Отрезвел, пришел в себя. Юшка прав: под обух Набольшему идти не годится. Но и повернуть уже не мог: неведомая сила по-прежнему толкала к Калуге, толкала неудержимо и напролом. Он должен быть в Калуге, должен!

Придержав коня, поравнялся с Нечайкой.

– Возвращайся, друже. Скажешь Нагибе, чтоб вел войско.

Чем ближе к Калуге, тем осторожнее ехали путники. А вскоре и вовсе свернули с большака: опасались стрелецких разъездов. На третий день пути наехали на деревушку в пять черных избенок, крытых пожухлой соломой. Тихо, пустынно: ни громкого лая собак, ни утробного мычанья скотины, ни звонкого стука топора. Мертво, убого. За дворами вместо ржаных и ячменных нив – лохматые полосы бурьяна.

– В бегах, – молвил Семейка, молвил тяжко и скорбно, окидывая унылыми глазами мужичье разоренье.

Иван Исаевич посмотрел на Семейку, на его поникшее лицо, подумал: «Кажись, пора и привыкнуть к пустым селищам. Так нет же! Ишь как наугрюмился, страдная душа. Мужику безнивье – нож острый».

Семейка вдруг насторожился, приподнялся в седле.

– Погодь, погодь… Никак косарь. Чуете?

Болотников и Беззубцев прислушались. Из-за околицы,

прикрытой березняком, донеслись звонкие, шаркающие звуки.

– Косарь, – кивнул Иван Исаевич. – Горбушу правит.

Тронулись к околице и вскоре увидели плотного русоголового мужика, точившего обломком татарского терпуга косу. По лужку, пощипывая донник, гуляла лошадь – чистая, ухоженная, сытая; лоснились округлые бока в рыжих подпалинах. На телеге – упряжь, раскрытая котомка со снедью, липовый бочонок с резной ручкой.

– Бог в помощь, – сойдя с лошади, молвил Болотников.

Мужик не спеша отложил горбушу, цепкими, прощупывающими глазами окинул путников.

– Один, что ль, в деревеньке?

– Один.

Из разговора с мужиком узнали: зовут Купрейкой Ла-базновым, живет в Сосновке лет десять; раньше крестьянствовал, хлеб сеял, медом промышлял, ныне же заложился по кабальной грамотке за калужского купца.

– Аль в тягость нива стала? – спросил Беззубцев.

Купрейка колюче глянул в ответ.

– А кой прок в ниве, коль жита нет? У меня пять ртов, и все хлеба просят. Вовек бы к купцу в кабалу не пошел.

– А где другие мужики?

Купрейка замолчал, потупился.

– В бегах, поди? Да ты не таись, Купрей Лабазнов, сказывай смело.

Мужик поднял па Болотникова глаза. «Смело»! Ишь какой ловкий. Вон и кафтан алый доброго сукна, и сабля с пистолетом, и шапка с меховой опушкой.

– Не пужайсь, сказываю! – весело подтолкнул мужика Иван Исаевич. – За пристава не возьмем. Люди мы царя Дмитрия Иваныча, заступника всенародного. Не пужайсь!

Купрейка по-прежпему нем, переминается с ноги на ногу. Лицо постное, замкнутое.

– Аль не рад Дмитрию Иванычу? – в упор разглядывая мужика, спросил Болотников.

– Сидели и под Дмитрием, – хмуро отозвался крестьянин.

– Ну и как? Полегче, чем под Шуйским?

– Да никак! – сердито, с неожиданной смелостью выпалил мужик. – Вишь они, цари-то, – махнул рукой в сторону заброшенных полей. – Как были в чертополохе, так и ныне стоят. Цари! – плюнул в широкие ладони, взялся за косье и ожесточенно замахал горбушей.

«Занозист мужичок, – подумал Болотников, – такое не каждый брякнет. Удал!» Долго смотрел в спину Ку-прейки, любовался его ловкой сноровистой работой и наконец молвил:

– Посоветуемся, други. Дале ехать опасно. Надо стрельцов перехитрить.

Посоветовались, пошли к мужику.

– Сено когда к купцу повезешь?

– Седни.

– Вот и добро. Нас прихватишь.

– Сами не безлошадные, – недоуменно пожал плечами Купрейка.

– Коней здесь оставим. Повезешь нас скрытно, под сеном.

Купрейка закряхтел, насупился.

– Не повезу.

– Чего ж так, друже? Кажись, не из робких. Полтиной пожалую.

– Не повезу! – отрезал мужик.

– А коль силом заставим? – подступил к мужику Юшка. – У нас, милок, выхода нет. В Калугу открыто нам не войти.