Иван Грозный

Итак, летом 1571 года, впервые за несколько десятилетий, крымские войска сумели прорвать русскую оборону и двинулись прямо к русской столице, где не было никаких крупных военных сил. После ухода царя с опричным войском на север тяжесть принятия решений пала на плечи земских воевод, стоявших с полками по Оке. Войска двинулись к Москве, чтобы защитить ее от татар, и подошли к столице 23 мая, за день до прихода орды. Хан остановился в царском дворе в селе Коломенском, а его сыновья — в Воробьеве. Под Москвой начались столкновения между татарами и русской ратью. В «Соловецком летописце» отмечено, что командующий русской армией князь Иван Дмитриевич Бельский «выехал против крымского царя и крымских людей за Москву реку забил за болото на луг». Русская армия, опиравшаяся на московские укрепления, оказалась для татар неудобным противником, но крымский хан нашел способ, как избавиться от нее. Как отмечено в краткой и сухой записи «Разрядных книг», «крымский царь посады на Москве зажег и от того огня грех ради наших оба города (Кремль и Китай-город. — Б.Ф.) выгорели, не осталось ни единые храмины, а горело всево три часы». При сильном ветре пламя распространялось быстро. Горели не только деревянные постройки: «во государевых полатах, в Грановитай, и в Проходной, и в Набережной и в ыных полатах прутье железное толстое, что кладено крепости для на свяски, перегорели и переломалися от жару». Взорвались пороховые погреба и «вырвало две стены городовых: у Кремля пониже Фроловского мосту против Троицы, а другую в Китае против Земского двора». Одни люди гибли в огне вместе с пытавшимися грабить город татарами, другие, кто сумел укрыться в каменных церквях и погребах, погибали от удушья. Так задохнулся в погребе на своем дворе сам главнокомандующий, князь Иван Дмитриевич Бельский. Люди искали спасения в кремлевских рвах и Москве-реке и гибли, задавленные в обезумевшей толпе. Трупов было так много, что «Москва река мертвых не пронесла».

На следующий день татарская орда двинулась в обратный путь. Из всех стоявших под Москвой войск преследовать татар оказался способен лишь передовой полк князя Михаила Ивановича Воротынского. Стоявший на «Таганском лугу против Крутицы», он, по-видимому, менее других полков пострадал от пожара. Однако этот сравнительно небольшой отряд не мог помешать татарам разорить Рязанскую землю и увести в Крым огромное количество пленных.

15 июня царь прибыл в сожженную столицу и в подмосковном селе Братошине принял гонцов крымского хана. О переговорах, которые имели там место, сохранилось много рассказов, носящих явные черты полуфольклорного происхождения и расцвеченных яркими деталями, которые, однако, не подтверждаются официальной записью о приеме в книге, составленной в то время в Посольском приказе.

Переговоры оказались для царя тяжелым испытанием. Устами своих посланцев хан требовал передачи ему Казани и Астрахани. Вместо обычных поминков посланец хана вручил царю «нож окован золотом с каменьем», что сопровождалось издевательским пояснением: «а были у нас аргамаки, и яз к тебе аргамаки не послал, потому что ныне аргамаки истомны». Еще более вызывающий характер носила ханская грамота. Хан, говорилось в ней, искал встречи с царем, но царь бежал от него, он не смог найти его даже в Москве. «И хотел есми венца твоего и главы, и ты не пришел, и против нас не стал. Да и ты похваляешься, что, де, яз — Московской государь, и было б в тебе срам и дородство, и ты б пришел против нас и стоял». Это грубое, беспрецедентное оскорбление свидетельствовало о том, что хан вовсе не считал войну законченной сожжением Москвы и намерен был продолжать ее до полной победы.

Уже то, что он — великий государь, глава всего православного мира, выслушивал такие оскорбления от «бусурманского пса», было для Ивана IV глубочайшим унижением, забыть и простить которое он никак не мог.

Оскорбление ощущалось тем более сильно, что в сложившейся ситуации царь не мог позволить себе дать достойный ответ на вызывающие заявления хана. Необходимо было делать все, чтобы предотвратить войну или, по крайней мере, отсрочить ее. Поэтому приходилось звать крымских гонцов на обед и одаривать их шубами. Отпуская гонцов 17 июня в Крым, царь заявил: «Мы з братом своим з Девлет-Киреем царем в братстве и дружбе быти хотим и Асторохани для любви брату своему хотим поступитися». В грамоте, отправленной в Крым, царь писал, обращаясь к хану: «А ты б, брат наш, к нам прислал своего посла и с ним к нам приказал, как нам тебе, брату своему, Асторохани поступитись». Русскому послу в Крыму Афанасию Нагому были даны инструкции обсудить с ханом условия, на которых в Астрахани мог бы быть посажен один из ханских сыновей.