Иван IV Грозный: Царь-сирота

Отвечая на него, автор этих строк со вниманием просмотрел хорошо знакомые специалистам поминальные списки нескольких знаменитых соборов: Софийского в Новгороде Великом, Успенского в Ростове, а также Архангельского и Успенского в Московском Кремле. В них обнаруживается немало случаев той же самой «небрежности», что и в «Синодике опальных» Ивана Грозного. Вот, например, прозвища вместо имен: «Злоба Иванов сын Наумов», «Истома Гаврилов сын Неплюев», «Судок Андреев сын Огарев», «Будиха Иванов сын Кинешевский», «Нечай Иванов сын Барыков», «Лучанин Епишев», «Несмеян Ржевский», «Шарап Ширяев сын Срезнев», «Ерш Байдиков», «Скрып Иванов сын Толтанов», «Рюма Иванов сын Апраксин» и так далее… Достаточно? А вот перечисление анонимов, поданных большой группой, — список «избиенных на Белёве от безбожного царя Махмета», заканчивающееся словами: «И их товарищем, избиенным от Махмета». Даже число погибших «товарищей» не приведено! Вот еще один пример аналогичного типа: «Под городом под Коловерью избиенным Тимофею Васильеву сыну Лыкову и его дружине». Образцов подобного рода не столь много, как в «Синодике опальных» (да, соборные синодики заметно «чище»). Но эти самые образцы не являются такой уж уникальной редкостью, какой должны быть при идеальном подходе, то есть при обязательном требовании поминать усопших исключительно по крестильным именам.

Очевидно, в XVI веке духовенство спокойно относилось к упованию на то, что Господь сам разберется, кого поминают. Ну не ведают люди имени своего боевого товарища, а в поминание вставить его желают. Ничего, обозначим погибшего хоть как-то. Бог-то все равно поймет, для кого милость Его призывают, ведь Он всеведущ! В сущности, это позиция, соединяющая крепкую веру с разумным житейским практицизмом.

А потому «бреши» в стройном ряду крестильных имен, помещаемых в синодик, становились то шире, то уже, в зависимости от практической осведомленности лиц, подающих список, но до конца не исчезали никогда. И никакой особенной «пренебрежительной» позиции в отношении убиенных опальных, следовательно, в списках государя Ивана Васильевича нет.

Видна огромная перемена умонастроения царя. Гордыня и суровость сменились раскаянием и покаянием. Дорого грешник заплатил за «перемену ума», но подобный поворот иначе как спасительным назвать невозможно. Кающийся грешник — нечто органичное для православия, абсолютно правильное в самой основе своей.

Кающийся в грехах царь — царь, сквозь душевную глухоту услышавший Бога.

Нельзя не радоваться этой перемене. Слабость человеческая явлена Богу и отдана на милость Его. Есть в этом отчетливый знак следования евангельскому завету.

КОНЧИНА ГОСУДАРЯ

Знаменитый историк Роберт Юрьевич Виппер писал о царе Иване Васильевиче: «Его… судьба наделила исключительными данными выдающегося правителя и воителя. Его вина или несчастье состояло в том, что, поставивши громадную цель превращения полуазиатской Москвы в европейскую державу, он не мог вовремя остановиться перед возрастающим врагом, что он растратил и бросил в бездну истребления одну из величайших империй мировой истории. Опять-таки оправданием или объяснением этой невольной трагедии может служить его личная судьба: так же как он быстро исчерпал средства державы, он вымотал свой могучий организм, истратил свои таланты, свою нервную энергию».

Действительно, в первой половине 1580-х годов здоровье Ивана Васильевича напоминало корабль с дырявыми бортами и сломанной мачтой. Ученые, исследовавшие останки царя, уверены: последние годы Ивана IV омрачены не только духовными, но еще и физическими страданиями. Его мучили отложения солей, в первую очередь на позвонках. Правителя огромной страны терзали сильные боли, он утратил прежнюю подвижность. А иностранцы, видевшие его незадолго до кончины, писали, что царь скверно выглядит и, скорее всего, скоро умрет.

Пришло время задуматься о душе и суде загробном, где придется давать отчет Царю Небесному.

На протяжении всей жизни государь Иван Васильевич выказывал преданное отношение к православию. И в речах, и в посланиях он стремился показать себя верным слугой Господа.

Действительно, многое свидетельствует о том, что Иван IV был истинно верующим христианином.

Он с детских лет любил совершать богомолья по монастырям, вплоть до самых отдаленных обителей. Много молился, строго соблюдал посты, превосходно знал Священное Писание, лично составлял стихиры, тропари и кондаки. От Церкви Иван Васильевич требовал ревностного отношения к богослужению, чистоты, честности, просветительской работы и твердого стояния за «истинный и православный христианский закон», даже если придется пострадать за него.