Иван Саввич Никитин

Плотниковы имели небольшой земельный участок около Дмитриевки, старенький двухэтажный господский дом с нехитрыми хозяйственными постройками, но самым большим их богатством была дочь Наталья, которой они ревниво подыскивали подходящую партию. Чтобы придать молоденькой наследнице светский лоск, в дом пригласили гувернантку, швейцарку Матильду Ивановну Жюно, выполнявшую заодно роль учительницы французского языка. Хорошенькая наставница и ее симпатичная 18-летняя воспитанница стали почти подругами, часто бродили по окрестному чудесному парку, любовались зеркалами прудов и болтали о том, о чем обычно болтают все барышни на свете. Конечно, они обсуждали домашний спектакль, успех Натальи, а ещё больше застенчивого и забавного зрителя, коим был поэт Никитин. Как водится в благовоспитанных дворянских домах, у Натальи имелся изящный альбом, куда поэт обещал написать стихи при первом же своем приезде в Дмитриевку. Скоро ожидался день рождения молодой хозяйки, и это обстоятельство придавало особый интерес визиту воронежской знаменитости.

ПЕРВАЯ КНИГА

«…Не нахожу оправдания, почтеннейший Иван Семенович. В то время, как Вы испытывали нужду в получении Вашей собственности, я то за недосугами, то за рассеянностью задерживал Ваши деньги…» — писал граф Д. Н. Толстой Никитину. Его сиятельство, запамятовал отчество своего подопечного — еще бы! — прошло более двух лет, как воронежский мещанин послал стихи своему меценату.

Однако это все пустяки. Вот она, его первая книга! Правда, небольшая, но аккуратная и изящная. На первой странице посвящение Н. И. Второву и К. О. Александрову-Дольнику — скромная дань благодарности поэта своим наставникам. Далее следовало предисловие графа Д. Н. Толстого. Небольшая статейка, но с претензиями на проникновение в специфику стихотворчества, понимание своей эпохи.

«И как просты, как тихи, как чисты нравы сельских жителей, — умилялся Д. Н. Толстой. Поэт любит их и любуется ими». Автор предисловия ищет источник скорби и грусти народа не в обстоятельствах его жизни, а «в его душе», «в русской мелодии», в которой сокрыты некая извечная тайна и привлекательность национального характера. «Но в этой грусти, — сентиментально замечает никитинский покровитель, — читатель не находит следов ни байроновского отчаяния, ни того чудовищного состояния духа, для которого на русском языке нет и названия…» (далее следует намек на радикальные французские веяния и т. п.).

На выход сборника откликнулись столичные журналы, и в таком интересе к рядовому художественному явлению была своя особенность — наступала «поэтическая эпоха» русской словесности, и критика почувствовала в факте выхода никитинского сборника еще одно тому подтверждение. Примечательно, что именно 1856 г. стал новой заметной вехой осмысления бытия в поэтической форме. Ведь еще совсем недавно лирика прозябала на задворках искусства; в 1850 г. Герцен писал, что после смерти Лермонтова и Кольцова «русская поэзия онемела», а Некрасов в 1855 г. в шутливом стихотворении говорил «о русской музе задремавшей» и указывал тех, кто будил ее своим словом. Среди других поэтов он называл и Никитина.

В середине 50-й годов произошел своеобразный лирический взрыв: вышли сборники Тютчева, Полонского, Некрасова, Фета, Огарева, Мея, Щербины, Ростопчиной.

Появились новые издания Пушкина и других признанных мастеров. Началась «русская весна» и в общественной, и в эстетической атмосфере эпохи ломки крепостнических устоев.

Стихотворный сборник И. С. Никитина 1856 г. попал, можно сказать, в самое пекло разгоравшихся литературно-общественных баталий.

Спокойно и доброжелательно отозвался о дебюте воронежца редактор «Библиотеки для чтения» А. В. Дружинин, назвав его «поэтом-находкой». «В стихотворениях г. Никитина, — утверждал критик, — есть зачатки таланта несомненного».

А. В. Дружинин тонко ощутил формирующийся социальный и бытовой пульс творчества автора «Руси», предвосхищая его подлинное призвание. «Прочтите замечательное послание его к «Певцу», — обращал внимание критик, — и вы поймете, что поэт не хочет выронить песнь свою даром». Но с особенной уверенностью рецензент рекомендует читателю «баллады из народного быта» («Ночлег извозчиков», «Ссора» и др.), видя в них истинное проявление таланта Никитина.

Не столь ценными и содержательными были отзывы на никитинский сборник других периодических изданий («Отечественные записки», «Русский вестник», «Москвитянин» и др.).

Сдержанный Никитин принял похвалы и упреки равнодушно, а снисходительный отклик булгаринской «Северной пчелы» встретил иронически.

Не знал он тогда, что академик П. А. Плетнев оценил его книгу как «явление действительно необыкновенное в литературе». Тот самый Плетнев, чьим мнением дорожили Пушкин, Гоголь, Жуковский, Белинский, кому был посвящен «Евгений Онегин».

Неожиданный удар грянул из «Современника». Безымянный критик (им был Н. Г. Чернышевский) вынес приговор: «…в целой книге г. Никитина нет ни одной пьесы которая бы обнаруживала бы в авторе талант или, по крайней мере, поэтическое чувство».