Иван Саввич Никитин

Автор «Униженных и оскорбленных» не простил «г-ну — бову «альбомных побрякушек» и обвинил его в утилитаризме, желании в ущерб образности извлечь «пользу» из литературы. Нас этот вопрос задевает сейчас потому, что в финале статьи Ф. М. Достоевский защищает И. С. Никитина от некоторых крайностей в трактовке его творчества Добролюбовым. Федор Михайлович защищает лично незнакомого ему поэта весьма оригинально — берет слово от его имени, вернее, от некоего отвлеченного лица, которому, как представляется писателю, близко мироощущение Никитина. «Гадайте, желайте, доказывайте, подзывайте за собой — все это позволительно, — не возражает Добролюбову Достоевский, — но предписывать непозволительно; а ведь вот хоть бы с г-ном Никитиным вы, г-н — бов, обошлись почти деспотически. «Пиши про свои нужды, описывай нужды и потребности своего сословия, — долой Пушкина, не смей восхищаться им, а восхищайся вот тем-то и тем-то и описывай то-то». Мы ручаемся за г-на Никитина, — прибавляем мы тут же с своей стороны…» — заключает статью Ф. М. Достоевский. Из переписки М.Ф. де Пуле с братом писателя Михаилом Михайловичем известно, что произведения Никитина были встречены в журнале «Время» с пониманием и доброжелательностью.

Отзыв «Современника» на никитинский сборник 1859 г. был не единственный. Как раз в период выхода книги поэт и критик Аполлон Григорьев назвал его стихотворения «жемчужинами», а редактор «Русского слова» Г. Е. Благосветлов, обращаясь к Никитину, писал: «Я всегда принадлежал к числу поклонников Вашего таланта и оригинального стиха…»

Из других откликов на сборник упомянем еще рецензию, Л. П. Блюммера, в которой он первым дал сравнение (позже оно станет хрестоматийным) известных строк Фета, «Шепот, робкое дыханье, Трели соловья…» с социально-контрастными стихами Никитина «Душный воздух, дым лучины, Под ногами сор…». Тому же молодому воронежцу принадлежит первая по времени — 1861 г. — обстоятельная книжечка, посвященная творчеству поэта. Впрочем, о кипевших в Воронеже страстях вокруг сборника Никитина и его автора следует рассказать отдельно.

«ЦАРСТВО СКОРБИ И ЦЕПЕЙ»

ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

«Иногда такая нападает тоска, что впору бритвой хватить по горлу», — признался однажды в своем одиночестве Никитин. Вокруг знакомые, приятели, собеседники — посетители книжного магазина, но «отвести душу», как с Н. И. Второвым, было почти не с кем. Правда, рядом оставался неизменный чопорный де Пуле и то появлявшиеся, то исчезавшие из «богоспасаемого града» Л. П. Блюммер, Н. С. Милашевич, Ф. Н. Берг и А. С. Суворин. В период подготовки и выхода третьего сборника поэта эти люди играли определенную роль в его духовной жизни.

Известны три отрывка из писем Никитина к Леониду Петровичу Блюммеру. В первом идет речь о «микроскопических гадинах», проснувшихся в период издания в Воронеже литературных сборников, во втором автор-книгопродавец жалуется на сонного провинциального читателя, равнодушного к Лермонтову, наконец, в третьем упоминается о хлопотах по устройству в городе общества грамотности. Почему опубликованы только фрагменты, почему неизвестны автографы этих явно значительных посланий, в то время как сохранились многие второстепенные записки Ивана Саввича, почему? Попытаемся кое-что прояснить.

Л. П. Блюммер после окончания юридического факультета Московского университета эмигрировал из России в конце 1861 г. Юридической карьере он предпочел борьбу с царским режимом. За границей несколько лет издавал и редактировал журналы и «политические листки» («Свободное слово», «Весть», «Европеец»), направленные против русского самодержца, высших сановников и вообще деспотических порядков на родной земле. Но радикализм Л. П. Блюммера был все-таки умеренным. В «Краткой записке», составленной для Сената с целью определения степени вины Блюммера, сказано: «Революцию в России он всегда считал делом вредным и несправедливым».

В 1865 г. из-за острых разногласий с русской эмиграцией он «покаялся», был сослан в Сибирь, позже находился под надзором полиции в Воронеже, затем отбывал наказание в других городах. Издавал газету, бросался в коммерцию, занимался адвокатурой и литературным трудом (автор более двух тысяч публикаций в различных жанрах, сборника рассказов и очерков «Без следа» и романа «На Алтае»).

Дочь воронежского дворянина отставного штабс-капитана П. А. Блюммера Антонина Петровна (в замужестве Кравцова) тоже не отличалась благонадежностью. Она слыла «нигилисткой», одна из первых среди женщин переступила вольнослушательницей порог Петербургского университета, состояла в революционных связях с Н. Г. Чернышевским и распространяла прокламации «Великоруса», за что была арестована и выслана в Воронеж. Ее наверняка знал И. С. Никитин.